некогда было крестьянином, купцом или путешественником...

Следующая штольня была доверху залита водой, все пространство на два стадия перед ней отливало темным, с коричневым оттенком глянцем.

Эвбулид невольно содрогнулся от мысли, что внутри во время затопления могли находиться живые люди.

Надсмотрщик свернул с широкой дороги на узкую, вымощенную в долине из каменных плит до очередной штольни, где было особенно оживленно. Теперь рабы текли им навстречу нескончаемым потоком. Одни толкали перед собой одноколесные тележки, другие попарно несли тяжелые носилки, третьи просто прижимали к груди крупные куски руды.

Один из рабов, высохший, с выпирающими ключицами старик, шатаясь от усталости, перешел на шаг. Надсмотрщик, заметив это, гневно окликнул его:

— Под землю у меня захотел?!

— О, господин! — пролепетал раб, изо всех сил стараясь не выпустить из рук большой, продолговатый камень. — Пощади... Не отправляй в штольню!

— Гляди мне! Еще раз увижу, что лодырничаешь, и... — Надсмотрщик не договорил и, широко размахнувшись, хлестнул старика плетью по лицу.

— Благодарю тебя, господин! — униженно закивал раб и, оглядываясь, засеменил подальше от тяжелого взгляда надсмотрщика.

— А ты что встал? — неожиданно услышал Эвбулид над самым ухом, и плеть обожгла его шею. — Марш под землю!

Надсмотрщик больно подтолкнул его концом рукоятки плети и крикнул своему помощнику, охранявшему с копьем выход из норы:

—  Тавр, принимай пополнение!

Скучающий Тавр неожиданно оказался словоохотливым.

— Что, плохо жилось у прежнего хозяина? — с усмешкой встретил он Эвбулида. — Не переживай, здесь будет лучше: ни тебе зноя, ни мух, солнце и то не мешает! Одно неудобство — много придется лежать. Ну да ты беглый, тебе в самую пору отдохнуть!

— Какой я беглый... — пробормотал Эвбулид.

— Ну да, конечно, — глядя на его лоб, кивнул Тавр. — Это тебя так, по ошибке отметили! Хорошо хоть, еще имя не поставили, чтоб зря не мучить!

— Это еще почему? — устало поинтересовался Эвбулид.

— А потому, что тут безразлично, кто ты — Ахей, Спарт или Беот! Тот, кто спустится  вниз, навсегда лишается имени. Даже если оно — рабская кличка!

В штольне послышалось натужное кряхтение. На поверхности показалась корзина, наполненная осколками руды. Следом за ней — дрожащие от напряжения руки и седая голова задыхающегося раба.

—  Вот! — указал на него Тавр. — Это старший носильщик. И хотя в его подчинении находятся пять младших, он тоже не имеет имени. Эй, ты! — набросился он на старика, который, выставив корзину наверх, жадно хватал широко раскрытым, беззубым ртом свежий воздух. — Марш назад! Загулялся тут у меня. И этого с собой прихвати!

Старик слезящимися глазами тоскливо посмотрел на свет, поманил за собой Эвбулида и исчез в темноте.

Грек тоже невольно оглянулся на солнце, потом опустился на колени и  на четвереньках — вполз в штольню, дохнувшую в лицо холодом и сыростью.

—  Сегодня уже четверых вынесли, на место какого тебя поставить? — задумался вслух старший носильщик. — Ладно, пойдем туда, где померли сразу трое. Это совсем рядом.

Под землей он неожиданно проявил такую прыть, что Эвбулид с трудом успевал за ним, подслеповато оглядываясь и постоянно ощущая то левым, то правым плечом твердость шероховатой стены.

Они свернули вправо, в еще более узкий проход и ползли по нему пять минут, десять, полчаса... Все труднее становилось дышать.