Сунув руку внутрь, он извлек что-то вроде подноса, обернутого алым бархатом. Поставил его на крышку ящика и развернул материю. Я увидел небольшую книжицу и не менее дюжины очков с цветными стеклами, причем оттенки были все разные.

Дедушка Смедри расстегнул свой смокинг и принялся рассовывать очки по внутренним кармашкам, пришитым к подкладке. Насколько я знаю, такие кармашки в ходу у нелегальных торговцев, толкающих часы и все такое прочее в прямом смысле из-под полы.

Я наконец собрался с мыслями и выдал:

— По мне, тут что-то очень странное происходит.

— Именно, малыш, — продолжая рассовывать очки, отозвался дедуля.

— Так мы что, на самом деле будем просачиваться в библиотеку?..

Дед кивнул.

— Только, — сказал я, — это, должно быть, не библиотека, а в тыщу раз более опасное место.

— Да нет, это в самом деле библиотека, — сказал дедушка Смедри. — Просто пора тебе уже уразуметь, что в действительности все библиотеки — места куда более опасные, чем ты привык думать.

— И мы намерены вломиться туда, — повторил я задумчиво. — А там сидит уйма народу, и все как один жаждут меня застрелить.

— Очень может быть, — отозвался дед безмятежно. — Ну а что еще нам остается? Либо мы проникнем туда, либо допустим, чтобы они переплавили твои Пески и сделали Линзы.

До меня постепенно начало доходить: а ведь старичок-то не шутит!.. И крыша у него не то чтобы совсем набекрень. А если и набекрень, то не у него одного. За всем этим явно что-то кроется.

Некоторое время я стоял молча, обмозговывая увиденное и услышанное.

— О'кей, — сказал я наконец. — Что ж, приступим.

…На минуточку. Жители Тихоземья вполне могут решить, что я больно уж лихо справился со всем, что на меня обрушилось за одно короткое утро. Правда ведь, не всякий день тебя пытаются убить, после чего ты обнаруживаешь древнерыцарский зал — причем где? — за дверцей холодильника на зачуханной автозаправке. Что же… Сделайте поправку, прикиньте, что прожили, как я, тринадцать лет с этой сверхъестественной способностью все портить. Может, это подготовило бы вас, как меня, к правильному восприятию нежданно разразившихся обстоятельств. Даже таких.

— Держи, парень. — Дедушка Смедри выпрямился, поднял последнюю пару очков и вручил ее мне. Стекла были красноватые, вроде тех, что он сам постоянно носил. — Это твои. Я их для тебя берег.

Я помедлил. Потом сказал:

— Я вообще-то и так вижу нормально. Зачем они мне?

— А затем, малыш, что ты — Окулятор, — прозвучало в ответ. — Очки будут тебе нужны постоянно!

— Может, мне просто темные очки надеть? Ну, как у Поя?

Дедушка захихикал.

— Мальчик мой, Линзы Воина тебе ни к чему. Тебе доступны гораздо более могущественные средства! Держи! Это — Линзы Окулятора…

Я спросил:

— Кто такие Окуляторы?

— Мальчик мой, это мы. Ты их просто надень.

Я скривился, но очки все-таки взял. Надел. Осмотрелся кругом.

— Не вижу большой разницы. — Если честно, я был разочарован. — Комната даже красноватой не стала.

— И не должна была, — невозмутимо ответил дедушка Смедри. — Оттенок Линз происходит от Песков, из которых они сделаны, и помогает прохождению света. Линзы вовсе не предназначены для того, чтобы искажать вид вещей.

— Я… ну, я типа надеялся, что очки… что-нибудь сотворят…

— Именно это и происходит, — пояснил старик. — Они показывают то, что ты должен увидеть. Это очень сложно, малыш, в двух словах не объяснить. Поноси их некоторое время, чтобы привыкли глаза. Скоро сам все поймешь.

— Ну ладно. — Я оглянулся и увидел, что дедушка Смедри снова встал на колени и запихивает поднос обратно в ящик. — А книжка зачем?

Старик вскинул глаза.

— Хм… эта?

Он протянул мне книжицу. Я открыл первую страницу и увидел каракули, ни дать ни взять оставленные детской рукой.

— Это Забытый Язык, — сказал дед. — Вот уже много столетий мы пытаемся его расшифровать, но пока все тщетно. Твой отец еще до твоего рождения работал с этой книгой. Он полагал, что там заключены тайны, способные привести его к Пескам Рашида.

— Никакой это не язык, — сказал я. — Курица лапой нацарапала.

— Всякий непонятный язык сперва кажется филькиной грамотой, малыш.

Я перелистнул странички. Они были заполнены совершенно беспорядочными кругами, зигзагами, петлями, загогулинами. Ни толку, ни порядка, ни смысла. На некоторых листках виднелось по одной-две пометки. Другие пестрели почеркушками густо до черноты — так ребенок мог бы выразить свои впечатления о торнадо.

— Нет, — сказал я. — Все равно не верю, что это язык. Если язык, то должны быть закономерные повторения, а здесь что?

— Вот в том-то и тайна, малыш, — вздохнул дед Смедри, забирая у меня книжечку. — Как ты думаешь, почему за многие столетия попыток ни одной живой душе так и не удалось взломать этот код? Инкарны — народ, писавший на этом языке, — владели невероятными диковинами. К сожалению, написанного ими никто не может прочесть. А сами Инкарны вымерли много веков назад.

Я наморщил лоб, силясь переварить эту новую информацию. Дедушка Смедри тем временем встал и отошел прочь от черного ящика. И вот что странно: разбитая стенка немедленно начала плавиться и вскоре вновь заблестела гладким стеклом.

Я аж попятился. Потом поднял руку и сдвинул с глаз очки. Ящик стоял у стены все такой же целенький, словно и не у него только что разлетелась в мелкие дребезги передняя стенка.

— Самовосстанавливающееся стекло, — пояснил дедушка Смедри, указывая в ту сторону. — Только Окулятор может его разбить. Но стоит ему отойти на достаточное расстояние, как стекло принимает свою первоначальную форму. Несравненные сейфы, скажу тебе, получаются… При правильном использовании оно даже крепче строительного стекла!

Я снова нацепил очки.

— Ты вот что скажи, малыш. — Дедушка Смедри положил руку мне на плечо. — Зачем ты спалил кухню своих приемных родителей?

Я даже вздрогнул. Вот уж не ждал, что он спросит об этом!

— Откуда вы знаете?

— Как откуда? Я же Окулятор!

Я недоуменно свел брови.

— Так зачем? — повторил он.

— Несчастный случай, — проворчал я.

— Ой ли?

Я отвел глаза, испытывая необъяснимый стыд. «Ну конечно, это вышло случайно! С какой бы стати мне делать это нарочно?»

Дедушка Смедри внимательно смотрел на меня.

— Ты обладаешь Талантом к порче вещей, — сказал он. — По крайней мере, сам так говоришь. Тем не менее поджечь занавески и закоптить кухню дымом — как-то мало это напоминает применение такого Таланта. Тем более что ты дал огню погореть некоторое время, вместо того чтобы затушить его сразу. Это уже называется не ломкой, а разрушением.

— Я не разрушаю, — проговорил я тихо.