— Да, папу. Видишь ли, Пикар допрашивал ее в качестве свидетельницы и в конце концов так ею заинтересовался, что предложил стать его любовницей.

— Я не предполагал, что старик еще тянет.

— Он и не тянет. Как мне объяснила Женевьев, она была нужна ему совсем не для постели. Допрашивая Женевьев, Пикар сразу понял, что девчушка знает все о лошадях, жокеях и остальном из этой области. И понял, что в этом смысле она для него лакомый кусочек. Секса как такового у Пикара и Женевьев не получилось, она жаловалась, что старик непрерывно заставлял ее рассказывать все, что она знает о лошадях, жокеях и скачках. При этом, по ее словам, старикан кайфовал по-черному. Правда, в остальном он вел себя образцово: водил в дорогие рестораны, дарил подарки, пару раз даже расщедрился на платье от Диора. Ну а потом, выжав из бедной крошки все нужные ему сведения, просто-напросто ее бросил. Я, естественно, был тут как тут и немедленно ее подхватил. Я заметил ее сразу, как она появилась в Сите. И с первой секунды положил на нее глаз.

— Может, ты собираешься на ней жениться?

— Малыш, — Марсель потрепал Жильбера по плечу, — на роль жены Женевьев не годится, ты это поймешь, как только ее увидишь, она прирожденная любовница. Теперь о Ланглуа. Я сел ему на хвост сразу же, как мы с тобой расстались, помнишь? В тот вечер я вернулся к Сите, подождал, пока выйдет Ланглуа.

На мою машину он даже не взглянул. Выждав, я поехал за ним. Возле бензоколонки Ланглуа остановился рядом с «ягуаром» последней модели, за рулем которого сидел Этьен Зиго. К твоему сведению, Зиго известный адвокат и по совместительству вице-президент жокей-клуба. Ну, а дальше… Дальше все эти дни Ланглуа пытался вызвать твоего подопечного, Анри Дюбуа, на повторный допрос. Гонял всех нас по разным адресам, заставлял лично разносить дубликаты повесток. Но парень оказался умницей и заболел. К тому же он нанял хорошего адвоката. Так или иначе, сегодня утром Ланглуа поклялся при всех, что поедет в депо Дюбуа и привезет оттуда парня живым или мертвым. Я, естественно, поехал за ним, чтобы в случае, если он зацапает парнишку, тут же позвонить тебе. Ланглуа я довел до поворота в депо и, поскольку дальше дорога была пуста, встал в кустах. Ждал я там минут двадцать. Наконец «рено» Ланглуа прошел мимо меня в обратном направлении, причем в машине был только он. Время у меня было, и я на всякий случай поехал за ним. В Отее Ланглуа вышел, позвонил по телефону-автомату и сразу же поехал к центру. Там он остановился у небоскреба «Женераль кемик». Я побеседовал с секретаршами каждой из одиннадцати расположенных в здании контор, представившись страховым агентом. Интересовало меня одно: не записывались ли сегодня на прием к их шефам Лоран Сен-Клу, Этьен Зиго или Эжен Ланглуа. Все одиннадцать заверили меня, что таких фамилий в их списках нет. Убедившись в этом, я отправился к управляющему зданием, где выяснил: кроме одиннадцати официально зарегистрированных контор, в здании есть несколько деловых помещений, снятых частными лицами. Всего таких помещений девятнадцать. Я проверил фамилии всех их владельцев — имен Сен-Клу, Зиго или Ланглуа среди них нет. Марсель закурил. Сделав глубокую затяжку, выпустил дым. Уверен, Сен-Клу, Зиго и Ланглуа зачем-то там встречались.

— Сен-Клу и Зиго?

— Да. Все трое вышли из здания через полчаса после появления там Ланглуа. По одному, с интервалами. Делая вид, что не имеют друг к другу никакого отношения.

Осмыслив сообщение, Жильбер предположил:

— Считаешь, у них там тайная явка?

— Да, что-то вроде этого. А помещение снято на подставную фамилию. Или фамилии.

— Что ж, очень может быть. Однако пока нам это ничего не дает.

— К сожалению. Ведь при всем желании мы никогда не сможем доказать, что эти трое когда-то там были, и уж тем более убедить кого-то, что Ланглуа встречался там с Сен-Клу или с Зиго.

— Та прав. Все же, надеюсь, фамилии людей, снявших эти девятнадцать помещений, ты переписал?

— Естественно.

Помолчав, Марсель ласково приставил кулак к скуле друга:

— А вот и она…

У тротуара остановилась глянцево-шоколадная «альфа-ромео»; то, что это Женевьев, Жильбер понял сразу: выпрыгнувшая из машины длинноногая загорелая девушка тут же махнула им рукой. Марсель послал ей воздушный поцелуй, и Женевьев, сразу же напрочь забыв о машине, оставленной на неположенном месте у тротуара, направилась к их столику. Пока она шла, на нее смотрели все без исключения мужчины в кафе. Специалистка по скачкам, как ее отрекомендовал Марсель, была шатенкой с маленьким вздернутым носом, удивительными по величине темно-синими глазами и потрясающей фигурой; на вид ей было года двадцать три.

Не успела Женевьев сесть за столик, как Марсель заказал коньяк; выпив тут же оказавшуюся на столике рюмку одним махом, девушка принялась крутить ее. Наконец сказала:

— Жильбер, Марс сказал, что я должна просветите вас насчет того, что знаю, в смысле скачек, лошадей, тотошки и всего остального.

— Ну… в принципе.

Затянувшись сигаретой и выпустив несколько колец дыма, Женевьев вздохнула:

— Обо всем этом можно рассказывать целый год. И даже больше. Так что лучше уж объясните, что именно вы хотите услышать, — и я расскажу.

— Меня интересует происшествие в депо Дюбуа.

— И что именно вас в этом происшествии привлекает?

— Видите ли, Женевьев, наверняка у этой перестрелки есть какие-то истоки, скрытые причины, нюансы. Связанные, скажем так, со скаковой кухней. Именно это я и хотел бы услышать.

Женевьев молча курила, разглядывая оживленный тротуар. Наконец сказала:

— Скаковой кухней… Вообще-то, если честно, я не хотела говорить на эту тему. Но Марс меня уломал. Жиль, дело в том, что мальчонка, я имею в виду Анри Дюбуа, вляпался и горит сейчас голубым огнем. Мы ведь с ним знакомы, у нас было почти одинаковое детство, конюшни, лошади, дорожки, ну и все такое остальное. Анри хороший парень и классный жокей, даже больше чем классный. — Сказав это, Женевьев некоторое время колдовала с пеплом, трогая его кончиком сигареты. Вообще-то вся эта заваруха началась из-за его отца.

— Из-за отца Анри?

— Ну да. Старший Дюбуа был повязан с Сен-Клу. В Париже, дорогой Жиль, практически не бывает ни одной скачки с участием Сен-Клу, которая не была бы заделана. Вот так-то. А это бабки. Огромные бабки, вы понимаете?

— Но… — Жильбер помолчал. Что, с этим все мирятся?

А что остается делать? Против того, что здесь проворачивает Сен-Клу, никто не смеет даже пикнуть. Он здесь хозяин. Все знают, что у него на содержании есть целый штат жокеев, которые во время скачек делают с чужими жокеями и лошадьми что хотят.

— Что, например?

— Например, вы знаете, что такое коробочка? А удушение резвым пейсом? А крючок? Или, допустим, увод чужака в поле? Или, скажем, петля?

Понаблюдав, как Женевьев трогает языком коньяк, Жильбер покачал головой:

— Нет, ничего этого я не знаю.

— Марс, ты еще не умер со скуки? — Женевьев посмотрела на Марселя.

— Нет, наоборот, мне интересно.

— А мне скучно. Хочется куда-нибудь в шумное место, где музыка, где весело, где можно вволю побеситься.

— Котенок, потерпи. Клянусь, время побеситься у тебя еще будет.

— Будем надеяться. — Женевьев вздохнула. — Короче, Жиль, вы должны знать: здесь, в Париже, Сен-Клу делает все, что хочет. Старший Дюбуа решил выйти из-под его контроля и тем самым подписал себе смертный приговор. Я же вам сказала, это бабки, огромные бабки, к которым, в том числе, имел отношение и старший Дюбуа. Честь ему и хвала, что он набрался смелости плюнуть Сен-Клу в морду и