документы не отражают нюансов, которые обязательно прорисовываются в ходе непосредственного общения. Что, например, заставило Арнаутова подать докладную? «Железный дровосек», конечно, известен своим непримиримым отношением ко всяким оборотням в погонах, но только в этом ли дело? Может, они с Шиловым просто что-то не поделили, и теперь Арнаутов стремится устранить конкурента, используя возможности УСБ? Конечно, если факты найдут подтверждение, на личную мотивацию можно плевать. Разоблаченный руководитель отдела угрозыска — очень весомый показатель на лицевой счет УСБ. Но если между ними идет личная неприязнь, не удастся ли и от Шилова получить компромат на соперника? Один высокопоставленный оборотень — хорошо, но два — вдвое лучше. Даже не вдвое, при таких раскладах уже геометрическая прогрессия начинается…

— Один его ствол чего стоит, — буркнул Арнаутов в ответ на «…фрукт, ведет себя вызывающе…».

Виноградов мягким голосом отклонил обвинение:

— Именная «беретта» с правом ношения. Формально, нарушений нет.

— Это он нам всем вызов бросает, что мы ему не ровня. В бильярд на деньги играет.

— Согласен, такое поведение не красит офицера милиции. Но это еще не основание…

— Да какие еще нужны основания? Гера-Моцарт его руками свои проблемы решает! Они с Чибисом бизнес не поделили, так он решил ручного мента на него натравить.

— Это все эмоции. А есть заявление Краснова и Селиванова, что сотрудники убойного отдела выбивали из них показания?

— Будут!

— Вот тогда разговор и продолжим. Шилов — тертый калач. Как к нему не относись, а опер он серьезный и обкладывать его нужно качественно. Я могу начать такую работу только с фактами на руках. — Виноградов поднялся из-за стола, давая понять, что разговор считает законченным. — Спасибо за помощь. Да, и поздравляю с полковником! Стране нужны честные кадры.

— Были бы нужны — платили бы больше, — Арнаутов ушел.

Виноградов сел в свое удобное кресло и подумал, кого бы подключить к делу. Хоть он и говорил Арнаутову, что начнет работать, только заполучив конкретные факты, а провести подготовочку не помешает.

Так, кому бы это поручить? Федорову? А что, для него в самый раз. Исполнителен и туповат, лично предан начальнику. Может ненароком подставить, но никогда не пойдет на осознанное предательство.

Виноградов нажал кнопку селектора:

— Зайди ко мне.

Федоров появился тотчас же, как будто дежурил за дверью.

Покачиваясь в кресле, Виноградов распорядился:

— Значит, так: Шилов, Роман Георгиевич. Временно исполняющий обязанности начальника убойного отдела. Все, что есть по нему, — мне на стол к семнадцати часам.

Выйдя в коридор, Федоров почесал затылок: «Во неделька началась! Что ж будет дальше?»

Шилов зашел в бюро пропусков Следственного изолятора № 4 на улице Лебедева, наклонился к окошку, за которым сидела симпатичная девушка в форме сержанта:

— Аллочка, привет! Выпиши мне в оперчасть к Егорову.

— Что-то я смотрю, ты к нему зачастил.

— Может, у меня с ним любовь?

— Любовь! Сразу видно, что любовь — вон, какие синяки под глазами. Ты когда женишься, Шилов?

— Только когда окончательно решу свести счеты с жизнью.

— Трепло. — Алла выдала пропуск, и Шилов направился к проходной.

Сдав удостоверение, оружие и сотовый телефон, он прошел на территорию изолятора и поднялся на второй этаж административного здания. Дверь в кабинет Егорова была заперта, но изнутри доносились приглушенные голоса. Шилов постучал и сказал, наклонившись к замочной скважине:

— Откройте, милиция!

Открыл Егоров — крепкий, выглядящий старше своих тридцати пяти лет мужчина в зеленой форме «внутренней службы» с майорскими звездами на погонах.

Шилов вошел в кабинет.

За столом на месте Егорова развалился какой-то лысеющий толстяк в спортивном костюме. Перед ним стояла початая литруха горилки, стаканы и какая-то закусь. Он вежливо поздоровался с Шиловым:

— Добрый день, — и кивнул на бутылку: — Горилочки?

— Можно чуть-чуть, — Шилов устроился перед столом, а Егоров занял место на диване у стенки.

Толстяк разлил по стаканам.

— Ну, за завтрашний день, — произнес тост Егоров.

— А что у нас завтра?

— Завтра у нас Борисыч выходит, — Егоров указал на толстяка, который с довольным видом кивнул, будто бы подтверждая, что не позже завтрашнего дня он действительно окажется на свободе.

Когда выпили, Егоров встал с дивана, хлопнул толстяка по плечу и указал на дверь.

Тот сказал:

— Не буду вам мешать. Пойду в медчасть, чаю попью, — и потопал к выходу из кабинета.

Глядя в его широкую спину, Шилов давился беззвучным смехом. Когда закрылась дверь, он посмотрел на занявшего свое законное кресло Егорова:

— Слушай, где-то я его видел.

— Да знаешь ты его! Суворов, из налоговой полиции. Помогал банкирам уходить от налогов.

— И что?

— Завтра дело закрывают.

— Что, не совершал?

Егоров поднял указательный палец:

— Не доказали.

— Я вижу, у тебя с ним дружеские теплые отношения.

— У меня же за год пять тысяч человек проходит, — Егоров наполнил стаканы. — Такое количество врагов я просто не потяну. Давай по маленькой, а потом о делах…

Егоров выпил, закусил лимоном. Шилов только пригубил.

— Значит, так, — Егоров решительно отодвинул стакан. — Селиванов на третьей «галере», Краснов в камере у Айдара. Айдар тебе с утра привет передавал, поговорить хочет о чем-то.

— Как он?

— Да как? Сидит, ждет суда. Говорит, по отсиженному дадут.

— Ну да, он четыре года уже отмотал, так что… Давай сперва его, потом Краснова.

Егоров ушел, Шилов остался один. Пересел на хозяйское место, убрал выпивку в тумбочку, вытряхнул пепельницу в корзину для мусора, где пивных бутылок было больше, чем разорванных бумаг. Долго ждать не пришлось, Егоров привел Айдара, а сам ушел, чтобы не мешать доверительному разговору.

Айдар — невысокий жилистый татарин в дорогом спортивном костюме, мастер спорта международного класса по вольной борьбе, — широко улыбнулся Роману:

— Салям!

— Салам, — они обменялись рукопожатиями.

Айдар сел на диван, закинул ногу на ногу. В левой руке у него были четки, которые он перебирал на протяжении всего разговора.

— Давно не виделись, — сказал Айдар, не переставая улыбаться и оценивающе разглядывая Романа.

— Да как-то возможности не было, — Шилов угостил Айдара красным «мальборо».

— Слушай, говорят, Петр Сергеевич умер?

— Да. Вышел на пенсию, и через месяц…

— Какой человек был, какой следователь. Никого у вас из стариков не осталось.