учебного плаца, и в помещении резко пахло потом, конским и его собственным. Целуя сына, он заметил, что тот уже выкупался, чтобы смыть с себя пыль, хотя и дюжины парасангов не проехал сегодня. Ну ладно, это ещё куда ни шло… Но когда увидел на подбородке тонкую золотистую поросль — это был настоящий удар. Филипп был потрясён, поняв, что мальчик его, оказывается, не запоздал с бородой. Он — бреется!
Македонец, сын царя!.. Он что, рехнулся?.. Что его заставляет так обезьянничать, подражая упадочным южным манерам? Гладкий, как девчонка… Для кого это он? Филипп был хорошо информирован обо всём происходящем в Мьезе: Пармений договорился с Филотом, и тот регулярно присылал подробные тайные отчёты. Сблизиться с сыном Аминтора — это ладно. Парнишка славный, хорошенький… Если перед собой не лукавить, он и сам бы не отказался… Но выглядеть так, будто ты кому-то милашкой служишь!.. Он вспомнил, как подъезжала к Пелле эта группа молодёжи; он их видел тогда. Только теперь ему пришло в голову, что там были и постарше — и тоже безбородые. У них мода такая, что ли?.. В глубине души зашевелилось желание разобраться с этим и запретить, — но Филипп его подавил. При всех странностях мальчика, люди ему верят. И раз уж так сложилось — сейчас не время вмешиваться.
Он показал рукой, приглашая сына сесть рядом.
— Ну, как видишь, мы тут кое-что успели… — Он начал описывать свои приготовления. Александр слушал, опершись локтями на колени, стиснув сплетённые пальцы. Видно было, что схватывает на лету. — Перинф — сам по себе крепкий орешек, но нам придётся и с Византием дело иметь. Открыто или тайно они Перинф поддержат. И Великий Царь тоже. Сомнительно, чтобы он мог сейчас ввязаться в войну, судя по тому что я слышал, но снабжать их он будет, обязательно. У него договор с Афинами.
Какой-то момент на их лицах видна была одна и та же мысль. Словно заговорили о почтенной даме, суровой наставнице их детства, которая теперь по припортовым улицам шляется. Александр глянул на изумительную старую бронзу Поликлета: Гермес изобретает лиру. Он знал эту статую всю свою жизнь, сколько себя помнил. Неправдоподобно стройный юноша — с тонкой костью и мышцами бегуна — под божественным спокойствием, которое скульптор наложил на лицо его, скрывал глубокую тоску, словно знал, что до этого дойдёт.
— Ну ладно, отец. Когда выступаем?
— Мы с Пармением через семь дней. А ты нет, сынок. Ты остаёшься.
Александр выпрямился и застыл, глядя на отца, словно окаменел с головы до ног.
— В Пелле? Это почему?
Филипп улыбнулся:
— Ты ужасно похож на своего коня, собственной тени боишься. Не спеши возмущаться, без дела ты тут сидеть не будешь.
Он стянул с узловатой, покрытой шрамами руки массивный золотой перстень старинной работы, с печаткой из сардоникса. Зевс на троне, на его сжатом кулаке орёл, — царская печать Македонии.
— Ты тут присмотришь вот за этой штуковиной. — Он подкинул кольцо и поймал. — Как ты думаешь, получится у тебя?
Александр улыбнулся растерянно, лицо даже поглупело на момент. В отсутствие царя Печать бывает у наместника!
— С войной у тебя всё в порядке, — сказал отец. — Когда повзрослеешь настолько, чтобы можно было назначить тебя без сплетен, — тебе вполне кавалерийскую бригаду доверить можно. Ну, скажем, года через два. А тем временем поучись управлять страной. Лучше вообще ни за что не браться, чем расширять границы, если за спиной у тебя царит хаос. Запомни, мне пришлось именно этим заниматься, прежде чем смог двинуться хоть куда-то, даже против иллирийцев; а они хозяйничали внутри наших границ. Ты не думай, что такое повториться не может. Может, ещё как!.. Ну а кроме того, сейчас ты должен будешь мои коммуникации обеспечить. Так что я тебе оставляю очень серьёзную работу.
В глазах Александра появилось такое выражение, какое Филипп видел всего один раз в жизни: в день конской ярмарки, когда сын вернулся на Букефале.
— Да, отец, знаю. Я постараюсь, чтобы тебе не пришлось пожалеть.
— Антипатр тоже остаётся. Надеюсь, у тебя хватит ума посоветоваться с ним, если что. Но это на твоё усмотрение. Печать есть Печать.
Теперь, перед началом похода, Филипп каждый день проводил совещания. С начальниками гарнизонов, которые оставались дома; со сборщиками налогов и судейскими чиновниками; с людьми, которых племенные вожди, уходившие с Гвардией, оставляли править вместо себя; с вождями и князьями, не принимавшими участие в походе — по традиции или по каким-то причинам исторического или юридического свойства. Одним из таких был Аминт сын Пердикки, старшего брата царя. Когда отец его погиб, он был малолетним ребёнком; Филиппа тогда наместником избрали. Но пока Аминт повзрослел, македонцам понравилось, как Филипп управляется со своим делом, и его решили оставить на троне. Древний закон позволял выбирать царя из царского рода. Филипп обошёлся с Аминтом милостиво: дал ему статус царского племянника и женил на одной из своих полузаконных дочерей. Сейчас Аминту было двадцать пять. Он приходил на совещания; грузный, чернобородый… Все незнакомцы с первого же взгляда принимали его за сына Филиппа. Александр, сидевший справа от отца, иногда поглядывал на него украдкой и гадал, так ли уж ошибаются эти незнакомцы.
Армия двинулась. Александр проводил отца до прибрежной дороги, обнял его на прощанье и повернул назад, в Пеллу. Быкоглав фыркнул сердито, когда кавалерия ушла без него… Филипп нарадоваться не мог, что догадался сказать сыну, будто он будет в ответе за коммуникации. Это была счастливая мысль: мальчик теперь преисполнен гордой радости, а на самом-то деле дорога прекрасно охраняется и без него.
Первое дело Александра в качестве наместника было сугубо личным: он купил тонкую золотую полоску и вставил её внутрь кольца с царской печатью, чтобы с пальца не сваливалась, — знал, что символы имеют магическую силу.
Антипатр был из тех, кого интересуют результаты а не намерения; его помощь оказалась очень полезна. Он знал, что сын его поссорился с Александром, но его рассказу не поверил; и с тех пор держал Кассандра подальше от принца. Он прекрасно видел: стоит только зацепить этого мальчика в неподходящий момент — в мальчике такой мужчина прорежется, что костей не соберёшь. Ему надо служить, и служить хорошо, иначе он тебя просто уничтожит… Но Антипатр помнил те времена своей юности — до того как Филипп навёл порядок в стране, — когда каждый мог в любой день оказаться в осаде в своём собственном доме, окружённый мстящими соседями, бандой иллирийцев или просто грабителей. Помнил — и давно уже сделал свой выбор.
Филипп пожертвовал своим личным секретарём — оставил его в Пелле, помогать юному наместнику. При каждой встрече Александр любезно благодарил его за подготовленные сводки, но тут же просил оригиналы всей корреспонденции. С первого же раза объяснил, что хочет понять чувства писавших людей. Если встречал что-нибудь непонятное — спрашивал… А когда всё становилось понятно — советовался с Антипатром.
У них не было никаких разногласий, пока однажды не возникло дело об изнасиловании. Обвинённый солдат клялся, что женщина ничего не имела против. Антипатр был готов принять хорошо изложенные объяснения солдата, но счёл своим долгом посоветоваться с наместником, поскольку тут грозила кровная месть. Странно ему было излагать в кабинете Архелая эту не слишком пристойную историю, глядя на юное, свежее лицо. А принц тотчас ответил, что Сотий, когда трезв, кого угодно в чём угодно убедит — это вся его фаланга знает, — зато когда пьян, то свиноматку от родной сестры не отличит, ему хоть кто годится.
Через несколько дней после ухода армии на восток, все войска вокруг Пеллы были вызваны на учения. У Александра возникли кое-какие мысли о действиях лёгкой кавалерии против пехоты, атакующей с фланга. А кроме того, сказал он, нельзя позволять людям мхом обрастать.
К гарнизонной службе относились по-разному. Кто огорчался, что его оставили здесь, кто радовался, — так или иначе, все были настроены расслабиться. Но стоило подтянутому, ладному юноше на холёном вороном появиться перед строем, как они начали старательно выравнивать ряды и прятать у кого что не в порядке. Удалось не всем — нескольких с позором отправили назад в казармы… Остальным в тот день пришлось нелегко. Ветераны, поначалу ворчавшие больше всех остальных, потом потешались над новичками и говорили, что малец конечно здорово их измучил — но дело своё знает.
— Ну что ж, смотрелись совсем не плохо, верно? — спросил Александр Гефестиона. — Но самое главное
