Александр оглядывал толпу вокруг. Это он остальных братьев ищет, подумал Гефестион. Он научился читать мысли своего друга даже по затылку.

— Что случилось?

Толпа расступилась. Антипатр, протолкавшись через сумятицу перепуганных гостей, добрался наконец до македонцев, а те тотчас дали ему дорогу. Он давно уже назначен наместником в Македонии и должен был приступить к обязанностям своим, как только царь выступит в поход. Высокий, в венке, одетый со сдержанной роскошью, он властно огляделся вокруг.

— Где царь?

— Здесь, — ответил Александр, глядя ему в глаза.

Потом отшагнул в сторону.

Антипатр нагнулся, выпрямился… Сказал, словно не веря:

— Но он же мертв!.. Мертв!..

Провел рукой по лбу, зацепил свой венок — и швырнул его на землю.

— Кто?

— Павсаний.

— Павсаний? Через столько лет?.. — И умолк, сообразив, что сказал лишнее.

— Его взяли живым? — спросил Александрос Линкестид, чуть слишком быстро.

Александр помедлил с ответом, чтобы проследить за его лицом. Потом сказал:

— Я хочу, чтобы ворота города заперли, а на стенах выставили людей. До моего распоряжения никого не выпускать. — Осмотрел толпу и добавил: — Алкет, займись этим. Бери своих людей и действуй. Немедленно.

Вот и проклюнулся птенец, подумал Антипатр, я был прав.

— Александр, ты здесь в опасности, — сказал он. — Ты не поднимешься в крепость?

— Всему своё время… Что у них там?

Чуть в стороне Второй Командир царской гвардии пытался совладать со своими людьми, с помощью тех немногих младших офицеров, кого сумел собрать. Но солдаты совсем потеряли голову, — наслушавшись криков, что всех их обвинят в заговоре и цареубийстве, — и теперь с проклятиями набросились на убивших Павсания: ведь все будут думать, что им главного свидетеля убрать надо было… Офицеры надрывались в попытках их перекричать, — но тщетно.

Александр шагнул из темно-синей тени портала в яркий утренний свет. С тех пор, как он вошел в театр, солнце почти не сдвинулось. Он вскочил на низкую стенку возле портала. Шум изменился, и почти тут же стих.

— Александр! — крикнул Антипатр. — Берегись, не подставляйся!

— Гвардия-а!.. Справа-а!.. В фалангу-у!.. Стр-р-ройсь!!!

Бурлящая масса стала приобретать четкие очертания.

— Слушайте все! Я уважаю и разделяю ваше горе! Но нельзя горевать по-бабьи!.. Вы исполнили свой долг; я знаю, что вам было приказано. Сам слышал. Мелеагр!.. Эскорт для царя. Отнесете его в крепость, в малый приемный зал. — Заметив, что тот ищет что-нибудь взамен носилок, подсказал: — За сценой есть носилки, с реквизитом для трагедии.

Он нагнулся над телом, вытащил из-под него складку смятой пурпурной мантии и прикрыл лицо с горестным глазом. Люди, назначенные в эскорт, сомкнулись вокруг своей ноши, пряча ее от лишних глаз.

Александр повернулся к уже молчащему строю.

— Кто поразил убийцу — шаг вперед!

Вышли. Не знали, что их ждет, — награда или казнь, — потому неуверенно, но вышли.

— Мы перед вами в долгу. Не бойтесь, что это забудется. Пердикка… — Юный воин шагнул ближе, лицо его облегченно разгладилось. — Я оставил Быкоглава на дороге. Будь добр, присмотри за ним, пока я занят. Возьми четверых с собой.

— Да, Александр! — Он пошел, сияя благодарностью.

Возникла неловкая пауза: как-то странно смотрел Антипатр, исподлобья. Потом сказал:

— Александр. Царица, матушка твоя сейчас в театре. Быть может, это за ней надо присмотреть?

Александр прошел мимо него и заглянул внутрь через портал. Теперь вокруг стало совсем тихо; только возле входа какое-то движение — это солдаты нашли театральные носилки, задрапированные в черную ткань. Они поставили носилки возле тела Филиппа, подняли его… Плащ соскользнул с лица; офицер прижал веки и придержал, пока не закрылись.

Александр, не двигаясь, продолжал смотреть внутрь. Весь народ уже разбежался оттуда, решив что задерживаться незачем. Боги остались. Афродиту уронили в суматохе; теперь она неуклюже лежала возле своего алтаря; юный Эрос при падении отвалился и облокотился на ее упавший трон. Фигура царя Филиппа прочно сидела на своем месте; ее черные глаза неподвижно смотрели на пустые скамьи.

Александр отвернулся. Он был бледен, но голос остался по-прежнему ровным:

— Да, вижу. Она еще там.

— Она, должно быть, в отчаянье, — бесстрастно сказал Антипатр.

Александр задумчиво посмотрел на него — потом отвернулся, как будто что-то отвлекло взгляд.

— Ты прав, Антипатр. Она должна быть в самых надежных руках. Я буду очень признателен, если ты сам, лично, проводишь ее в крепость. Возьми столько людей, сколько сочтешь нужным.

Антипатр открыл рот… Теперь Александр смотрел ему в глаза, чуть склонив голову набок.

— Как скажешь, Александр, — ответил он. И пошел выполнять свое задание.

Рядом с Александром никого не осталось. Гефестион чуть выдвинулся из окружающей толпы. Он ничего не хотел сказать, не подавал никаких знаков, — просто предлагал свое присутствие, как подсказывало ему чутье. Александр никак заметно не среагировал; но он увидел в этот момент, что богов благодарят за него. И еще увидел свою судьбу: необозримые просторы солнца и дыма. Он не станет оглядываться, куда бы она ни завела его. Всем сердцем принимал он грядущее: и бремя его, и блеск, и тьму.

Офицер скомандовал носильщикам — царь Филипп двинулся в путь, на позолоченных носилках. Из священного виноградника несколько солдат принесли Павсания, на куске изгороди. Он был укрыт собственным рваным плащом, сквозь плетеные прутья капала кровь. Его тоже надо показать народу…

— Приготовьте крест, — сказал Александр.

Вокруг народ, разговоры в толпе создают непрерывный ровный гул, точно так же и водопад шумит… И вдруг над этим шумом зазвенел сильный, неземной крик: это орел взмыл в вышину. В когтях у него извивалась змея, схваченная со скалы. Они сражались и в воздухе: оба целились друг другу в голову, в тщетных попытках нанести смертельный удар. Александр, привлеченный орлиным криком, долго следил за ними — хотел увидеть исход борьбы, — но враги, продолжая сражаться, уносились все выше и выше в безоблачное небо над вершинами гор, превратились в точку среди ослепительного сияния — и пропали из виду.

— Здесь всё кончено, — сказал он.

И распорядился двигаться наверх, в крепость.

Вся информация об Александре, написанная его современниками, утеряна. Нам приходится полагаться на исторические труды, составленные спустя триста-четыреста лет на основании тех утерянных источников. Иногда в этих трудах есть ссылки на предшественников, но не всегда. Главным источником Арриана был Птолемей, присутствующий в этой книге; но работа Арриана начинается лишь с воцарения Александра. Начало работы Куртиуса утрачено; Диодор, описывающий нужное нам время и много говорящий о Филиппе, почти не упоминает об Александре до начала его правления. Так что о первых двадцати годах — почти двух третях его жизни — мы знаем только от Плутарха. Но Плутарх, рассказывая об этом периоде, на Птолемея не ссылается. Поскольку тот был живым свидетелем этого времени, надо полагать, что он попросту не стал его описывать.

В моей книге рассказ Плутарха увязан с историческим фоном. Я использовала, с должной долей