— Мы добудем доказательства, — ответил Яков, — и тогда…
Он не договорил. Задребезжало стекло в окне кареты с моей стороны.
— Кто тут еще?! — воскликнул я и приоткрыл дверцу.
Возле кареты стояла фигура в монашеском одеянии.
— Люди добрые, православные… — протянул скрипучий голос.
В темноте я не разглядел, но звериным чутьем уловил, что попрошайка вытаскивает что-то из-за пазухи. Не размахиваясь, я выбросил кулак в лицо «монаху». Удар получился несильным, но на мгновение ошеломил его, а я кинулся на незнакомца, стараясь перехватить руку. Он отпрянул в сторону, но я успел уцепиться за него и вывалился из кареты. «Монах» не удержался, мы опрокинулись наземь, слякоть брызнула во все стороны, громыхнул выстрел.
Заложило уши, но боли я не почувствовал — нападавший промахнулся. Мелькнула мысль о Якове: я надеялся, что пуля не досталась ему.
Противник врезал мне кулаком, я едва увернулся, удар пришелся вскользь по уху, но по его силе я понял, что в рукопашном бою с «монахом» не справлюсь. Я откатился в сторону, вскочил на ноги, выхватил шпагу. Но противник настиг меня и здесь. Он ударил рукоятью пистолета по моей кисти, да так ловко попал, что пронизанная болью рука мгновенно онемела, шпага выпала.
Я отбежал в сторону и поравнялся с мужиком-сбитенщиком, занявшим выступавший из лужи камень.
— Сбитень, сбитень, — бормотал он машинально, наблюдая за схваткой.
Я сорвал с мужика переметную сумку. Она оказалась тяжелой, видимо, разносчик недавно начал торговлю.
— Караул! Убивают! — завопил сбитенщик и бросился наутек.
Стиснув дуло пистолета в руке, «монах» приближался ко мне. Всполохи света от костра пробежали по его лицу. Оно ничего не выражало, никаких чувств, ни злобы, ни досады, убийца просто с тупою настойчивостью намеревался размозжить мне голову рукоятью пистолета.
Я подпустил его поближе и, схватив за ремень сумку сбитенщика, обрушил ее на голову нападающего. Тот не ожидал, что удар получится столь мощным, иначе увернулся бы, а не ограничился попыткой отмахнуться. Убийца потерял равновесие и вновь повалился в грязь. К сожалению, и я не устоял на ногах и рухнул на противника сверху.
К счастью, сумку я не выпустил и размахнулся еще раз — две бутыли со сбитнем выскользнули в лицо «монаху». Тот мотнул головой, одновременно отбив сосуды рукою, повернулся лицом ко мне, глаза сверкнули яростью, а из сумки в лицо ему посыпались горячие угли, которыми добросовестный сбитенщик согревал напитки.
Убийца взвыл, выгнул спину и ударом наотмашь сбросил меня. Я растянулся в грязной жиже и рукой — слава тебе, Господи! — нащупал шпагу. Я перевернулся на спину, вскинул руку и пронзил грудь ринувшегося на меня «монаха».
Он обмяк и навалился на меня. Глаза его подернулись пеленой, на губах появились кровавые пузыри. Я лежал на спине, грязная жижа пропитала одежду и отвратительно холодила тело.
Мертвец откатился в сторону. Отставной штабс-капитан подал мне руку и рывком поставил на ноги.
— Ты жив! — обрадовался я. — Я боялся, что он попал в тебя!
— Жив, жив! — закричал Яков. — Ну ты герой! Раз-два — и готово! Я только из кареты выбраться успел, а ты с ним уже разделался!
— Господа! Господа! Что здесь произошло?!
Мы повернулись на крик — к нам спешил Сергей Михайлович Мартемьянов.
Квартальный надзиратель застал меня в теплом шлафроке за чашкой чая с малиной.
— Поручик Жмых из Тверской полицейской части, — представился он.
— Граф Воленский Андрей Васильевич, — ответил я.
— О господи! — воскликнул он. — Правильно ли я понимаю — вы, милостивый государь, тот самый чиновник по особым поручениям, что вели в Москве тайное расследование?
— Именно, собственной персоной, — кивнул я, мысленно поблагодарив графа Строганова за эту легенду.
— Вокруг вас чересчур много убийств, — посетовал полицейский поручик.
— Я старался предотвратить их, в этом и заключалась моя миссия… А теперь и сам превратился в мишень…
— Я приставлю к вам охрану, — пообещал поручик Жмых.
— Не стоит, — отмахнулся я. — Не думаю, что злодеи осмелятся повторить нападение. Уж точно не сегодня. А завтра… завтра будет завтра.
Я бросил многозначительный взгляд на Якова Репу. Он с пониманием кивнул в ответ.
— Как вам будет угодно. — Поручик Жмых поднял ладони. — Попрошу вас рассказать во всех подробностях, что произошло.
Пришлось повторить историю, которую до прихода полицейского я успел поведать Сергею Михайловичу. Поручик Жмых слушал внимательно и, судя по тому, насколько он активно морщил лоб, старательно запоминал. С еще большим усердием за рассказом следил Яков — даром что второй раз. Он с наивностью ребенка смаковал подробности моих геройств, несмотря на то что сам был непосредственным участником событий.
Конечно же о том, кто подослал ко мне убийцу, поручику Жмыху я ничего сказал.
— Нужно немедленно ехать к графу Строганову, — заявил я, когда квартальный надзиратель покинул дом.
— И не думайте! — воскликнул Мартемьянов. — До утра никуда вас больше не отпущу!
— Сергей Михайлович прав, — поддержал хозяина Яков. — Уже поздно…
Не обращая внимания на присутствие Мартемьянова, я взял отставного штабс-капитана под руку, отвел в сторону и прошептал:
— Балк выдал себя с головой. Нужно немедленно арестовать его!
— Не горячись, дружище, не горячись. У тебя все еще нет доказательств, только догадки, — покачал головой Яков.
— Не могла же Алессандрина подослать убийцу! А Балк знал, что мы поедем к Мартемьяновым!
— Он придумает, как оправдаться, — настаивал на своем Яков. — Скажет, что сообщники графини проследили за нами!
— Послушайте, у меня найдется для вас отдельная спальная, — раздался голос Сергея Михайловича.
— До утра осталось совсем немного времени, — умоляюще добавил Яков.
— Ладно, будь по-вашему, — сдался я.
Я промучился оставшуюся половину ночи, проклиная Якова за то, что поддался на его уговоры, и чувствуя неизгладимую вину перед Алессандриной. Потом захотелось пить, и я отправился на первый этаж.
В гостиной я нашел графин с водой и глотнул прямо из горлышка. Неожиданно донесся шум из сеней — видимо, слуги впустили кого-то в дом. Я насторожился и с ужасом узнал знакомый голос… Майор Балк приказал челяди никого не беспокоить!
Послышались шаги: он явно направлялся в гостиную, где замер от ужаса я. Злодей был не человеком, а машиной для убийств, с бездушной настойчивостью выполнявшей свою работу. Он не погнушался и пришел лично сделать то, с чем не справились его клевреты. Он шел во всеоружии, готовый убивать, а я стоял посреди гостиной, беззащитный, в чужой ночной рубашке.
Паника охватила меня. Оцепенев, я потерял несколько драгоценных мгновений. Шаги майора приближались, и я побежал на цыпочках прочь, в соседнее помещение — судя по едва различимым в темноте ломберным столикам, это был кабинет для карточных игр. Прислушавшись, я различил, как майор, не останавливаясь, пересекает гостиную и вновь приближается ко мне.
