спросила.
Касси села на стул и сосредоточилась на том, чтобы держать рот на замке и вести себя как можно тише. Сегодня она узнала о ребенке, и ей хотелось сообщить об этом Алексу до его отъезда, но, наверное, пока не время. Нужно дождаться подходящего момента. Она должна заставить его понять, что это не пустая трата времени, это изменит их жизнь. Это даст им второй шанс.
Алекс отодвинул свой стул.
— Мне нужно собрать вещи. Осталось меньше часа.
Касси посмотрела на его тарелку, полную еды, к которой он придирался, но почти не прикоснулся.
— Я сделаю тебе в дорогу бутерброд, — сказала она, но Алекс уже вышел из комнаты.
За три года с того момента, как все началось, Касси уже овладела искусством не попадаться Алексу под руку. В конце концов, дом большой, прислуга на ночь отпущена, никто не удивится, если она пойдет в свою лабораторию в три часа ночи или решит почитать до рассвета в библиотеке. Но в тот вечер внутреннее чутье ее подвело: она слишком много времени провела, рисуя в воображении образ мальчика с серебристыми, как у Алекса, глазами. Она пошла в свою спальню, села на середину кровати, откуда и наблюдала за сборами Алекса. Она смотрела на мужа, а видела своего ребенка.
— Хочешь, я соберу для тебя бритвенные принадлежности?
Алекс покачал головой. Тогда она потянулась за свитером, который он бросил в спальне.
— Я сложу, — предложила она и начала складывать рукав к рукаву, но Алекс перехватил ее руку.
— Я сказал, я сам, — пробормотал он.
Что-то разъедало Алекса изнутри, и это что-то поселилось в нем задолго до их встречи. Именно поэтому он и стал превосходным актером, хотя никто в мире этого не знал. Они видели боль, но после того, как Алекс прятал ее за поступки очередного героя. Одна Касси видела его, когда его открытые глаза становились невидящими. Одна Касси прижимала руки к его груди и чувствовала, как его кожа растягивается над сердцем, раздутым от бешенства.
Она любила его больше всего на свете. Даже больше себя. Разве она этого не доказала? Она знала: даже если на этот раз она не сможет его излечить, в следующий раз у нее обязательно получится. Именно поэтому Алекс и пришел к ней. Она была единственной, кто мог облегчить его боль.
Но это двойная связь: она единственный близкий Алексу человек, способный помочь, но эта же близость ставит ее в зависимое положение. Это не он виноват, что она попалась под руку. Если это происходило, она могла винить только себя, прощая его.
Алекс опустился рядом с ней на кровать.
— Не хочу лететь в эту чертову Шотландию! — грубо выругался он. — Хочу немного отдохнуть. Хочу, чтобы поскорее провели эту проклятую церемонию «Оскара», и хочу скрыться с лица земли.
— Так скройся, — посоветовала Касси, поглаживая его по плечам. — Отложи на время «Макбета», поехали со мной в Кению.
Алекс фыркнул.
— И чем мне прикажешь заниматься, пока ты будешь возиться в песке?
Касси передернуло.
— Читать сценарии, — предложила она. — Загорать.
Алекс принялся сбрасывать вещи в открытые чемоданы, стоящие на полу.
— Сегодня я узнал об интервью перед вручением «Оскара», которое мы записали с Барбарой Уолтерс. — Он вздохнул. — Она ставит мое интервью вместе с интервью какого-то комика и Ноа Фэллона. — Касси непонимающе смотрела на мужа. — Господи боже мой! Ноа Фэллона. Он тоже номинирован на «Лучшего актера». — Алекс сел на пол и подтянул колени к груди. — Я иду вторым. Вторым, черт возьми! А последним Фэллон.
Касси улыбнулась мужу.
— По крайней мере, тебя покажут по телевизору, — пошутила она.
Алекс отвернулся.
— За последние три года если Барбара Уолтерс кого-то из номинантов на «Оскара» ставит третьим, то этот номинант и выигрывает. Это сродни чертовому барометру того, как проголосует Киноакадемия.
Не зная, что ответить, Касси соскользнула с кровати и обняла мужа.
— Я не выиграю, — сказал он, и его слова тихо упали на ее плечо.
— Выиграешь, — убежденно прошептала она. — Обязательно выиграешь.
Как это обычно и случалось, Алекс изменился в мгновение ока. Он встал, схватил Касси за руку и тряхнул так сильно, что волосы упали ей на лицо, а голова дернулась назад.
— Откуда ты знаешь? — спросил он, дыша ей прямо в лицо. — Откуда ты знаешь?
Слова застряли у Касси в горле — те, которые она всегда хотела произнести в свою защиту, но которые так и не слетели с ее сжатых губ. Алекс опять тряхнул ее и толкнул на пол так, что она оказалась у его ног.
Падая, она споткнулась о чемоданы и ударилась о закрытую дверь, чувствуя, что разбила голову. Но эта боль была в тысячу раз меньше, чем ранящий стыд, бегущий по телу. Она успела только увидеть приближающуюся ногу Алекса и, вместо того чтобы сжаться в комок, как обычно поступала, повернулась так, чтобы удар пришелся в спину, — боль пронзила позвоночник, не задев живот.
— Мой ребенок, — выдохнула Касси и тут же зажала рот руками, моля Бога, чтобы Алекс ее не услышал.
Но он, обхватив голову руками, уже отвернулся от нее. Он опустился рядом с женой на колени, баюкая ее, как всегда поступал, когда утихал гнев. Его руки ласкали Касси с нежностью, которая была с его яростью сиамскими близнецами.
— Прости, — шептал он. — Я не хотел.
— Ты не виноват, — ответила она, потому что хорошо выучила свою роль.
И впервые не поверила собственным словам. Через трещину глубоко у нее внутри стала сочиться злость — эту трещину так часто латали, что швам уже не на чем было держаться. «Да пошел ты к черту!» — подумала она.
Она знала, что нужна Алексу, но понимала, что не может остаться. Она не может рисковать безопасностью ребенка, которого зачали они с Алексом. Для ребенка она сделает то, что за три года не сделала для себя самой.
Когда по интеркому позвонил Джон, Алекс побросал всю одежду, даже костюмы, в чемоданы, вытащил багаж за дверь и наклонился поцеловать Касси.
— Я люблю тебя, — произнес он пафосную фразу. Его рука легла на ее ладонь, которую она прижимала к животу.
Она дождалась шороха шин по подъездной дороге, схватила куртку и покинула дом Алекса. Мир поплыл перед глазами, ей приходилось собираться с каждым шагом, чтобы убедить себя, что она поступает так, как должна поступить. Она уверяла себя, что если уйдет, пока Алекса не будет в городе, то он не так будет страдать.