— Моя ассистентка, — ответил Алекс, и его спокойный голос, казалось, пробежался по ее плечам и спине. Алекс подошел к ней, схватил за руку и заставил взглянуть себе в глаза. — Не волнуйся, — сказал он. — Я просто хотел, чтобы ты пришла в себя.
— Со мной все в порядке! — взорвалась Касси. — Все в полном порядке! Возможно, я не помню, кто я такая, Алекс, но от этого не становлюсь беспомощным инвалидом. Я, вероятно, вспомнила бы намного больше, если бы ты с таким упорством не принимал решения за меня…
Внезапно она замолчала. Голос Алекса был ласковым, как дождь, его объятия сулили успокоение, но пальцы просто впились ей в кожу. Касси опустила глаза и увидела, что на блузке расплылось пятнышко крови из порезанной руки Алекса. Он так пристально смотрел ей в глаза, что даже не понимал, что делает ей больно.
Касси почувствовала, как горят щеки. Она обвиняла его во всех грехах, накричала на него, хотя его единственным желанием было помочь ей. Касси отвернулась от Алекса, испугавшись того, что набросилась на него, да еще и в присутствии Герба. О чем она думала? Конечно, она поедет в Шотландию. Успеет еще поработать в университете.
Алекс убрал волосы у нее со лба. Похоже, он ждал, пока она придет в себя.
— Прости, — пробормотала Касси. — Я просто расстроилась, что ты не упомянул об этом раньше.
Она отстранилась, и тень неловкости вновь заняла свое место между ними. Касси смущенно улыбнулась Гербу и вышла во внутренний дворик, ведущий к пляжу.
— Ничего себе! — выдохнул тот, встал и потянулся. — Не помню, чтобы Касси когда-нибудь так себя вела.
Алекс смотрел, как его жена бродит по яркому песку и ветер почти мгновенно заметает за ней следы. Он видел, как она подняла камень и швырнула его, целясь в солнце.
— Да уж, — негромко ответил он, — я тоже.
Стояло лето 1975 года, и они с Коннором лежали на спине на плавучем доке, упираясь пальцами ног в грубое дерево, проверяя на спор, кто дольше сможет смотреть на слепящее солнце.
— Ты жульничаешь, — сказала она. — Я вижу, как ты щуришься, когда думаешь, что я не замечаю.
— Я не жульничаю! — негодовал Коннор. — Просто по-другому ты выиграть не можешь.
Ей было двенадцать, рядом был лучший друг, и стоял один из тех совершенно великолепных дней на озере Мусхед, которые тянутся так медленно, словно замерли на фотографии, а потом раз — и день уже прошел.
— Боже! — воскликнула она. — Я ослепла!
— Я тоже, — признался Коннор. — Перед глазами только чернота.
— Мир?
— Мир.
Касси садится, ощупью находит свою удочку, потом удочку Коннора и наконец его тощее запястье. Тянет его за руку, пока он тоже не садится.
Сколько Касси себя помнит, она всегда знала Коннора. Он жил в соседнем доме, его отец работал в рыбном магазине в городе. Они воровали горячее печенье «ушки» из булочной ее родителей; со второго класса сидели за одной партой и вместе учились ходить на старой, помятой лодке «Санфиш», которую купили на совместно заработанные разноской газет деньги. Они поклялись в будущем пожениться, ведь каждый думал, что, за исключением другого, противоположный пол — полный отстой. Они часто обсуждали возможный побег к канадской границе, просто чтобы удостовериться, что способны на отчаянный поступок. Их родители говорили, что они — две стороны одной монеты, неразлучные, как две половинки одного целого. Касси очень нравилась эта мысль. Она сразу вспоминала иллюстрацию в учебнике биологии — рака-отшельника, на котором живет актиния. У последней на спине у рака возрастали шансы найти еду, а рак в лице актинии с ее жалом и окраской получал прекрасную защиту. В одиночку они рисковали. Вместе у них было намного больше шансов выжить.
Коннор вскочил на ноги.
— Хочешь порыбачить?
— Опять? — протянула Касси. — Нет.
— Хочешь назад наперегонки?
Он махнул рукой в сторону серебристой полоски пляжа.
— А удочки?
Коннор присел.
— Я мог бы научить тебя прыгать ногами вниз.
На секунду у Касси загорелись глаза — когда речь заходила о нырянии, Коннору не было равных. Он пару раз пытался и ее научить, но она оказалась не слишком способной ученицей. Но все же речь шла о прыжках ногами вниз.
— Хорошо, — согласилась она. — Что мне делать?
Коннор поставил ее рядом с собой на плавучем доке так, чтобы оба оказались спиной к воде, балансируя на самом краю. Потом он согнул ноги в коленях и совершил идеальный нырок, разрезав воду руками прежде, чем его тело последовало за ними, как серебряное лезвие ножа, и вынырнул рядом с доком.
— Теперь ты.
Касси затаила дыхание. Немного пригнулась, подпрыгнула и поскользнулась на мокром доке. Единственное, что ей запомнилось, — ужасный грохот от удара головой, которой она стукнулась обо что-то твердое.
Она потеряла сознание, но Коннор был уже в воде, обхватил ее и брассом поплыл к берегу. Он вытащил ее на песок. Пятки Касси оставляли на нем темные влажные борозды.
Когда она открыла глаза, что-то загораживало ей солнце, что-то черное и устрашающих размеров. Она потерла затылок.
Коннор не сводил с нее взгляда, словно она восстала из мертвых, а не просто на пару минут потеряла сознание.
— Ты как? — тревожился он. — Ты узнаешь меня?
Касси не смогла сдержаться и фыркнула. Как будто она могла забыть Коннора!
— Да, — ответила она. — Ты моя вторая половинка.
Коннор пристально разглядывал ее. Он так побледнел, что она поняла, насколько его напугала. Минуту оба молчали. Коннор нарушил молчание первым.
— Идем приложим лед, — предложил он.
Они открыли дверь-ширму в дом Касси и, оставляя за собой мокрые следы и песок, прошли в кухню.
— Отличный был нырок, — бросила Касси через плечо, — в следующий раз, я думаю…
Она так резко остановилась в дверях, что Коннор врезался ей в спину, и она инстинктивно прижалась к нему. Ее мать валялась на полу в луже собственной рвоты.
Поджав губы, Касси опустилась с мокрой тряпкой рядом с мамой, вытерла ей щеку, рот и ворот блузки. Краем глаза она видела, что Коннор молча достал бутылку из-под джина, которая закатилась под батарею. Было всего три часа дня, и мама должна была быть в булочной. Наверное, опять поругались. А это означало, что неизвестно, когда ждать сегодня домой отца и ждать ли его вообще.
— Мама, — прошептала Касси, — мама, вставай.
Она просунула руку маме под шею и приподняла ее бесчувственное тело. Под пристальным взглядом стоящего у двери Коннора она протащила маму через гостиную, уложила на диван и укрыла легким одеялом.
— Касс! — Хриплый голос матери — копия Мэрилин Монро — был едва слышен. Она, не видя, протянула руку, пытаясь нащупать руку дочери. — Моя хорошая девочка.
Касси убрала мамину руку под одеяло и вернулась в кухню, гадая, сможет ли отыскать что-нибудь на ужин. Если у нее будет готов ужин, когда — если! — отец вернется домой, то он не рассердится, а если он
