художника.

Любовь? Сирена часто размышляла, что же это такое, особенно часто такие мысли посещали ее после неудачного секса. Неужели та похоть, которую испытывали к ней мужчины, и есть любовь? Они много говорили о своих чувствах, но она-то знала, что они просто хотят забраться к ней в постель.

А может, любовь – то, что нашла в своем новом браке Рейчел Сойер, – тихое семейное счастье с исключительно скучным поэтом, которому с большим трудом давалось стихосложение?

То, что было у ее родителей, тоже нельзя назвать любовью. Они провели жизнь, почти не разговаривая друг с другом, и это гнетущее молчание было страшнее самых яростных ссор.

Их отношения с Николасом тоже нельзя назвать любовью. Этот брак по расчету ничем не отличался от супружеств их друзей. Сирена исполняла роль матери, хозяйки и, по случаю, любовницы. Николас обеспечивал тот уровень жизни, к которому она привыкла и который не хотела менять.

И все же в глубине души, где она похоронила прошлое, Сирена знала, что любовь, настоящая любовь, коснулась ее лишь однажды. И этот краткий миг как старая черно-белая фотография, понемногу стирался в ее памяти, воспоминания о нем становились зыбкими и нечеткими.

Один день любви. Неужели это все, что она заслужила? – задавала Сирена себе вопрос.

И с тоской думала: неужели в ее жизни ничего подобного больше не будет?

– Я не верю своим ушам, Николас. Ты продал Редби-Холл, не посоветовавшись со мной?

Сирена, сидя за столом в купальном халате, уже собиралась приняться за яйцо, когда Николас сообщил ей это ошеломляющее известие.

– Ты всегда предпочитала жить в Лондоне, Сирена, – напомнил ей Николас. – И ответь положа руку на сердце, сколько раз ты говорила, что терпеть не можешь Редби-Холл.

Этого отрицать она не могла.

Сирена никогда не любила деревню и все связанные с ней атрибуты сельской жизни, вроде прогулок верхом и скучных чаепитий у соседей. И все же – продать Редби-Холл, ничего ей не сказав? Сирена вскипела от негодования.

– То, что я терпеть не могу деревню, Николас, еще не повод, чтобы продавать нашу самую крупную недвижимость.

Сирена сделала особое ударение на слове «нашу» и, немного помолчав, раздраженно крикнула в открытую дверь:

– Джун!

Через минуту появилась раскрасневшаяся экономка.

– Это чертово яйцо недоварено. Ты ведь знаешь, я терпеть не могу яйца всмятку.

Растерявшаяся Джун быстренько убрала «провинившееся» яйцо от греха подальше. Леди Сирена редко выходила из себя – тем более по таким пустякам.

– Я мигом приготовлю вам другое, миледи.

– Не утруждай себя. Я съем еще один гренок. – Джун безмолвно удалилась на кухню, а Сирена потянулась за гренком.

Николас с интересом наблюдал за этой сценой поверх газеты.

– Неужели необходимо срывать раздражение на бедной Джун, которая не может тебе ответить…

Сирена гневно перебила мужа:

– Да замолчи ты! Самовлюбленный ублюдок.

Не успел Николас ничего ответить, как недоеденный гренок полетел в его сторону и, ударившись о газету, проехал по галстуку, оставив масляный след и кусочки апельсинового джема.

Вытерев руки салфеткой, Николас сделал глубокий вдох и, приняв снисходительный вид, начал отчитывать жену.

– Иногда ты ведешь себя совсем как невоспитанная школьница, и, должен сказать, меня это бесит.

– А сколько всего меня в тебе бесит, Николас, – отпарировала Сирена. – Перечислять устанешь. – Тень пробежала по лицу мужа. Не придав этому значения, она продолжала в том же уничижительном тоне. – Первое, что приходит на ум, – это твое полное нежелание обсуждать что-либо, кроме банальных незначительных вещей. В конце концов, я твоя жена и заслуживаю, чтобы со мной иногда советовались. А о Люсинде ты подумал? Она любит Редби и будет очень огорчена. – Голос Сирены смягчился. – Я надеялась, что она будет жить там, когда выйдет замуж. Отличное место, чтобы растить детей.

Николас действительно не подумал об интересах Люсинды. Дом постоянно требовал значительных вложений, а капитал быстро таял. Кроме того, в этом родовом гнезде бродили тени из его несчастливого детства. Он был рад избавиться от дома.

– Я понимаю, если бы мы нуждались в деньгах. – Сирена была совершенно сбита с толку неожиданным поступком мужа.

Николас, ничего не ответив, опустил глаза.

Сирена мгновенно насторожилась.

– Нам что, нужны деньги? Дело в этом? Скажи. Я имею право знать.

Встав из-за стола, она подошла к двери, закрыла ее и вернулась к Николасу. Тот по-прежнему сидел на том же месте, делая вид, что читает. Сирена резким движением отвела газету от его лица.

– Хоть раз в жизни скажи мне правду. Неужели это так трудно?

Вырвав газету, Николас аккуратно сложил ее, сунул под мышку и встал.

– Пойду надену другой галстук и поеду в офис. В девять тридцать у меня важная встреча.

Николас направился к выходу. Сирена почувствовала, как на нее накатила почти неуправляемая ярость.

– Скажи хоть, кто купил Редби? – воскликнула она ему вслед.

– Сирена, сколько раз я просил тебя не кричать на весь дом. Зачем держать прислугу в курсе наших дел?

Сирена глубоко вздохнула и, сделав над собой усилие, понизила голос.

– О'кей, а теперь все же ответь. Кто его купил?

– Один принц с Ближнего Востока, он дал намного больше, чем стоит поместье. Я заключил очень выгодную сделку. – У дверей Николас остановился и обернулся. – Я сегодня не буду ужинать дома, так что не жди меня.

Он следил за реакцией жены, ожидая расспросов.

Но Сирена молчала, никак не выказывая своего отношения к его последним словам. Николас вздохнул и вышел.

Некоторое время Сирена не двигалась с места, глядя на закрывшуюся за мужем дверь. Она не сомневалась, что Николас что-то скрывает. Ну, что ж, он уезжает на несколько дней по делам, за это время она сможет провести небольшое расследование. Если он не хочет держать ее в курсе происходящих событий, она все узнает сама.