— А куда?

— В лес.

— А это ты что несешь?

— Лук.

— Чей?

— Свой.

— А другой?

— Тоже лук, твой.

— Мо-ой?! — У мальчишки круглые глаза. — Мой лук?!

— Твой. Пора и тебе учиться натягивать тетиву и точно пускать стрелу.

— У меня есть маленький лук.

— Он почти игрушка. А этот настоящий, и стрелы в колчане настоящие. Держи.

Малыша распирало от важности. Пенелопа вела сына подальше на полянку, чтобы никто не видел ни его первых неудачных выстрелов, ни того, что учит мужскому искусству царевича мать, а не мужчина- родственник. Что же делать, если для Телемаха царица и мама, и папа…

— Что нужно сделать, прежде чем надеть тетиву?

— Подложить лук под колено, чтобы он хорошо уперся! — Телемах гордо продемонстрировал свои знания, казалось, осталось лишь повторить это с луком. Мальчик держал оружие наготове, ожидая команды попытаться осуществить то, что так хорошо запомнил.

— Нет…

— А что?

— Тебе понравилось бы, если бы тебя вдруг стали гнуть через колено?

— Не-ет… но я же не лук!

— Ему тоже не нравится. С любым оружием сначала нужно поговорить, попросить слушаться, попросить помочь. Оружие тоже живое.

Телемах недоверчиво смотрел на мать.

— И меч?

— И меч.

— Он же бронзовый.

— Все равно живой.

— И стрела?

— И стрела.

Телемах погладил стрелу от наконечника до оперения.

— Ей больно, когда она вонзается в дерево?

— Больно, но она согласна терпеть. Если попросишь. А уж с луком договариваться нужно обязательно. Он должен знать, что ты его хозяин, его любишь и ждешь помощи.

— Так? — Мальчик просто погладил налучье.

— Ты что-то почувствовал?

— Нет.

— Ты подарил луку тепло своей руки? Нет. И не почувствовал его ответное тепло. Ну-ка, еще раз. Почувствуй, как красиво он изогнут, какой сильный… Лук ответит.

Телемах бережно прикоснулся ладошкой к налучью, погладил, потом осторожно провел пальчиками, — видно, понравилось, потому что провел еще и еще… И вдруг закричал:

— Мама, он теплый! Он откликается!

— Не кричи, всех в лесу распугаешь. Молодец, вот теперь можно и тетиву надевать.

Началась учеба, часто нелегкая, иногда до слез, потому что, как ни просил, лук еще плохо слушался маленьких рук. Пенелопа поощряла:

— Ничего, ты устал, лук тоже. Дай отдохнуть ему и себе, поговори, объясни, что ты просто еще не умеешь, потому не получается сразу…

— А ты тоже так училась?

Пенелопа вспомнила свою собственную учебу. Да, она училась вместе с братьями в Спарте, и никаких скидок на то, что они девчонки, не было, все на равных — стрелять, бегать, прыгать, даже бороться. Девушки уже боролись только между собой, а вот девочки и с мальчишками. Руки сильные, ноги тоже, глаз точный, потому и выстрелы меткие. Пенелопа была отменной лучницей.

Телемах даже обиделся, когда мать решила, что на первый раз достаточно:

— Я не маленький! Я не устал!

— Сорвешь руку, не сможешь несколько дней стрелять, все, чему успеешь научиться, за эти дни будет утеряно. К тому же и лук тоже устал. Нужно уметь вовремя остановиться.

— А ты умеешь?

— Не всегда.

Телемах недоверчиво покосился на мать, ему казалось, что уж она-то умеет все!

Эвриклея осторожно поинтересовалась:

— Царица, ты учишь сына стрелять?

— А что мне делать, если не хотят учить те, кто должен бы?

— Правильно.

Но куда трудней отвечать на вопросы сына: где отец и почему не спешит домой?

— Оракул предсказал, что Одиссей вернется через двадцать лет.

Это можно сказать взрослым, они поверят в любые пророчества или россказни. А как объяснить ребенку, что такое двадцать лет, почему его отца нет, если он жив? Для малыша оправданием может служить только одно: отец совершает подвиги.

Пенелопа так и сказала.

— Как Геракл?!

— Ну… почти… как Геракл…

— А какие?

— Отец вернется и расскажет нам.

— А ты знаешь?

Когда такой вопрос повторяется изо дня в день, приходится придумывать отцовские подвиги. Малейшая зацепка у Пенелопы превращалась в яркий рассказ о том, как было дело и что думал по любому поводу Одиссей.

Как отвлечь внимание сына от не слишком красивых поступков отца и его приятелей? Да и как война может быть красивой?

Одиссей обманом проник в Трою под видом нищего и выкрал священный для троянцев палладий? Поговаривали, что помогла Елена… Насколько Пенелопа знала двоюродную сестру, та вообще могла организовать кражу. Но разве можно не рассказать в красках то, как крался темной ночью Одиссей по городу, как случайно в темном переулке наткнулся на гулявшую (что она делала ночью в темном переулке?) Елену, та не выдала родственника и даже помогла, как рисковал Одиссей жизнью, проникнув в храм, а потом выносил палладий… Пенелопа живописала подвиг мужа не только Телемаху, вернее, рассказала что-то вроде сказки мальчишке, а на следующий день поняла, что Телемах поведал услышанное приятелям, и пошло…

Что делать? Признаваться, что все, кроме самого факта кражи священного палладия, выдумала? Но это означало пасть в глазах сына. Пришлось рассказывать всем. С каждым днем история обрастала подробностями, словно Пенелопа сама ходила вместе с мужем по темным закоулкам Трои.

Возмутился Евпейт:

— Ты-то откуда знаешь? Все это мог бы рассказать Одиссей, но не кто-то приплывший из Троады.

Он прав, он тысячу раз прав, множество глаз впились в лицо царицы. Но у Пенелопы не дрогнул ни один мускул:

— Мне поведал не Одиссей, а Афина. Богиня показала, как было дело.

На мгновение установилась полная тишина, потом она взорвалась почти криками мольбы: