чтобы требовалось поменьше хлеба. А еще нужно ловить рыбу.

— Что ловить?

— В Спарте ловят рыбу и едят ее, как мясо.

— Рыбу? — изумилась Эвриклея.

Пенелопа с Евриномой согласно кивнули:

— Рыбу.

— Она же морем пахнет.

— Если ловить в море, а если в Аретусе вон, то ничем не пахнет.

Итакийцы решили, что молодая царица совсем рехнулась после нападения пиратов, по ее приказанию мужчины в Аретусе наловили рыбы, выпотрошили ее и принялись жарить над огнем, нанизав на прутья, точно мясо. Пробовали приготовленное с опаской, точно боясь отравиться. Но вкус оказался вполне приемлемым, не мясо, конечно, но некоторым даже понравилось. Только вот шкура у рыбы была противной.

Пенелопа долго хохотала, наблюдая, как выковыривает чешую из зубов Поликтор:

— Ты же не ешь у козленка шкуру? Зачем рыбью шкуру в рот потащил? И выпотрошить хорошо нужно, у рыбы желтая слизь очень горькая, нужно осторожно, а потом промыть хорошо. Я знаю, что в Пилосе и морскую так же едят, только нужно знать, какую.

Нашлись последователи, каждую свободную минуту теперь занимавшиеся рыбной ловлей. Правда, свободных минут было мало. А еще насмешники по подсказке Евпейта твердили, что у тех, кто рыбу ест, чешуя начнет расти непременно.

Пенелопа качала головой:

— За его воспитание нужно было браться еще до рождения, а то вырос урод, теперь девать некуда.

Евпейт все больше раздражал царицу, но поделать она ничего не могла, успокаивая себя только тем, что это пока. Итакиец слишком силен, чтобы от него просто отмахнуться, и открыто воевать тоже нельзя. Пенелопа внешне не выказывала никакого неудовольствия по отношению к Евпейту, хотя без стычек не обходилось. Причем Евпейт хитро выбирал моменты для приставаний — когда вокруг или неподалеку люди, а слова лились хитрые, ни в чем не обвинишь… Любое резкое ответное движение будет расценено как оскорбление.

Сначала она зубами скрипела:

— Мерзавец!

Но потом поняла, что чем больше ярится, тем больше доставляет ему удовольствие, и нашла другой способ отвечать.

— Царица, тебе нужен мужчина…

Хотелось поинтересоваться: ты, что ли? Но она ответила другое:

— У меня есть муж.

— Он далеко, а ты одна…

Не выдержала-таки, сквозь внешнюю почти сладкую улыбку проступило:

— Тебе какое дело?

— Люблю красивых женщин…

Его взгляд откровенно раздел.

Пенелопа в ответ улыбалась, причем улыбалась так, словно разговаривала с близким другом. Так в улыбке, не сдвигая губ, и прошипела ласково-ласково:

— Убью… как собаку!..

На мгновение он замер, а потом от души расхохотался:

— Мне нравятся строптивые женщины.

— Мне плевать на твои предпочтения.

Грубо, особенно для царицы, но итакиец начал ей надоедать, Пенелопа уже чувствовала, что предстоит не одно серьезное столкновение.

— Нет, не убью… отрежу… кое-что.

Сказано так, что любой услышавший поверил бы, что и впрямь отрежет. Эта может… Евпейт только вздохнул. За что Одиссею такой подарок?

Однажды он поинтересовался, за что Пенелопа любит мужа, который и дома-то бывает редко.

— Любовь — единственная награда, получаемая не за заслуги. Но тебе ее не видать.

В роще на горе созрели оливки, их пора собирать и давить масло, а еще засаливать для будущих дней. В мире нет ничего полезней оливкового масла, его нужно много, очень много, как можно больше, чтобы было во что обмакнуть хлеб, чем сдобрить бобы, смазать мясо для жарки, чем смазать обветренную и опаленную солнцем кожу… И к рыбе оливки прекрасная добавка, и к мясу, и просто съесть горсть оливок с куском хлеба для поддержания сил неплохо…

Но оливковых деревьев немного, у Лаэрта уже должны плодоносить те, что посажены его отцом для Одиссея. Но Лаэрту самому нужны оливки и масло, пусть уж, царица решила, что обойдется и просить не станет.

Завтра пора начинать сбор с деревьев, что принадлежат Одиссею. Пенелопа объявила, что сама пройдет по роще, чтобы посмотреть, много ли плодов, прикинуть, насколько хватит, а заодно посмотрит и новые рощицы, за два года деревья должны подняться. Теперь она могла свободно гулять по острову, не опасаясь оставлять Телемаха дома.

Евринома послушно семенила сзади, едва успевая за госпожой, движущейся широким шагом. Пенелопе было просто некогда, она умела выступать важно, если приходилось кого-то встречать, как хозяйке дома, но, бывая одна или только в окружении слуг, тем более таких, как Евринома, или Гипподамия, или Актор, прибывших с ней из Спарты, царица не считала нужным скрывать свой истинный нрав.

На старых оливах ветки сплошь покрыты массой плодов. Пенелопа довольно оглядывала одно дерево за другим. Хорошо, что послушала Актора, который посоветовал поливать оливы за полтора месяца до начала цветения. Над Пенелопой смеялись все, кто это видел, а Актор твердил, что если деревьям не хватит влаги именно в это время, то и урожай будет хуже. Они носили и носили воду от источника, выливая ее под деревья, болели руки, болели спины, кружилась голова, зато оливы щедро отблагодарили за труд. Это стало понятно еще в мае, когда оливы их рощи цвели щедро, куда лучше, чем у остальных на Итаке.

Пенелопа прикинула, что можно бы отвести малый ручей в эту сторону. Тогда и воду для полива носить много ближе. Некоторое время она стояла, мысленно планируя, как лучше провести новое русло, кого и когда занять этой работой.

Сейчас у Пенелопы было достаточно людей даже для такой работы.

Но не ради этой рощи привела Пенелопа в лес своих служанок. Вчера Ферет вернулся из леса и сообщил, что все закончено, роща выглядит так, словно и не было вокруг леса, а оливы откликнулись на заботу невиданным урожаем, ветки с трудом выдерживают плоды. Можно собирать.

Вот туда и вела своих спутниц Пенелопа, причем спутниц, не подозревавших ни о чем. Всю дорогу она говорила о новых саженцах олив, которые на месте бывшего леса высадили Ферет и его помощники, о том, как не скоро эти саженцы принесут первые плоды… Евринома послушно кивала, а Гипподамии немного надоело, и она опередила царицу с ключницей. Царица сильно волновалась, хотя не подавала вида, и, хитря, чуть отпустила вперед служанку.

На самом берегу ручья, по склону которого чуть выше и должны быть оливы, Пенелопа с удовольствием отметила молодые деревца смоковницы. Фиговые деревья тоже посадили Ферет с помощниками, Смоковница дерево более «быстрое», оно начинает плодоносить на третий год, хотя на некоторых ветках уже виднелись первые плоды. Это хорошо, на будущий год будет еще и смоква. Таких деревьев немало ближе к дворцу, но, кроме неприятностей, лишнего ничего не бывает.

Они с Евриномой начали подниматься по склону вслед за ушедшей вперед Гипподамией, как вдруг раздался ее вопль. Царица побежала вверх, словно быстроногая лань.

— Что?!

— Там! — Рука Гипподамии указывала именно в сторону поля, где должны быть крошечные всходы