долгом отсутствии ее сына. — И о десяти годах войны тоже молчи, не то царство растащат.

Она ушла, ворча себе под нос:

— Неужто и правда двадцать лет?..

Пенелопа только покачала головой, сама же и проговорится, а на нее свалит…

Но Антиклея не проговорилась, она даже мужу не сказала о словах Тиресия, а Пенелопе на следующее утро еще раз строго-настрого запретила «болтать всякие глупости»:

— Оракул сказал, что Одиссей вернется! А когда — этого не знает никто, даже оракул.

На Итаке спокойно, после того как Одиссей отправился в далекую Троаду, захватив почти всех, способных держать в руках весла и оружие, в бухте не появляются корабли. Там вдали идет большая война, ахейцы воюют с Троей и ее союзниками. Война не только заставила покинуть свои дома почти всех сильных ахейцев с Пелопоннеса и островов от большого Крита до крошечной Итаки, она нарушила всю жизнь Эллады, нарушила нормальный ход кораблей торговцев, они твердили, что проще вывалить товары в воду, не выходя из гаваней, чем рисковать не только товарами, но и жизнью, отправляясь через Великую Зелень.

Большие торговые корабли рассыхались, вытянутые на берег, острова остались отрезанными друг от друга, только малые суденышки рисковали перескакивать от одного острова до другого в надежде, что пиратские галеры не успеют их догнать. Островитянам ничего не оставалось, как жить своим хозяйством, купцам проедать то, что накопили раньше, либо убраться восвояси, а пиратам — начать грабить побережья.

Они занимались этим и раньше, Одиссей тоже грабил селения и города на берегах, не только попадавшиеся в море суда, но тогда было кому защищать берега. Теперь, когда большинство мужчин осаждали далекую, никому, кроме царя Микен, не нужную Трою, у побережья почти не осталось защиты, и многие семьи даже рыбаков ушли от берегов вглубь. Лучше взяться за мотыгу и плуг вместо рыболовной сети, чем закончить свою жизнь под мечом пиратов или быть проданным на невольничьем рынке.

Но это в Арголиде, Лаконии, на Аттике, Беотии и в других царствах есть куда уходить, даже на Эвбее или Кефаллении есть, а куда деться на Итаке? Остров столь невелик, что, не найдя добычу на берегу, пираты легко могут проникнуть и дальше. Защищать некому…

Когда Пенелопа попыталась завести разговор об этом с Лаэртом, тот некоторое время непонимающе смотрел на сноху, потом расхохотался:

— Ворон ворону глаз не выклюет. Не бойся, пираты не станут грабить земли Одиссея или мои.

Пенелопа усмехнулась:

— На пиратских кораблях уже давно немало тех, кто не ходил по морям вместе с тобой, Лаэрт, и даже тех, кто только слышал об Одиссее, но никогда не здоровался с ним за руку.

Лаэрт прекрасно понимал, что она права, но что он мог поделать? Нанять сильных людей для охраны негде и не на что, вставать самому с луком на берегу бесполезно… Действительно, ни Одиссей, ни кто-то другой из царей, чьи владения невелики и близки к побережью, не подумали о серьезной защите оставленных дома. Но признавать правоту снохи вовсе не хотелось, Лаэрт только проворчал:

— Достаточно уже того, что слышали о моем сыне…

Пенелопа поняла, что он имел в виду, но сомневалась, что угроза возможной будущей расправы Одиссея над обидчиками его семьи отпугнет от Итаки всех пиратов. Можно напасть и вырезать всех, чтобы некому было рассказать, чьих же это рук дело.

Лаэрт все чаще стал уходить в свой дом с садом и вообще не вел разговоров ни о войне, ни о пиратах. Антиклея тоже молчала. Оставалось надеяться, что пираты посчитают Итаку недостойной внимания. Успокаивала такая надежда мало.

— Царица, корабли…

Пенелопа и без служанки уже увидела шесть судов. За время жизни на Итаке она научилась различать военные и торговые корабли, а также с первого взгляда понимать, что это пираты. Чего уж тут, если собственный муж дополнительно укреплял собственные корабли. Именно те, на которые не грузил полные трюмы товаров с Итаки, зато привозил откуда-то.

И сейчас она прекрасно поняла, что эта сборная шестерка именно пиратская.

— Беги во дворец, скажи, чтобы все уходили на Аретусу, хватайте только самое необходимое, пусть Эвриклея поскорей унесет Телемаха.

— А ты, царица?

— Беги! Я встречу их на берегу сама. И Антиклея пусть уходит…

Но Евринома продолжила канючить:

— А ты?

— Я приказала бежать! — Голос Пенелопы сорвался на крик, а она сама решительно направилась к берегу.

Вот оно, то, от чего нет спасения. Защищать Итаку просто некому, Лаэрт у себя в саду, пока он очухается, пока решится что-то предпринять, пираты успеют увезти все, что попадет в руки, и убить всех, кто окажет хоть какое-то сопротивление.

Билась мысль: Телемах, спасли бы хоть Телемаха…

Пиратские суда уже быстро разворачивались в бухте Ретре. Единственное, чем она могла затянуть время, — вступить с ними в переговоры, обещав все свои сокровища, в конце концов — пригрозить местью Одиссея. Конечно, после этого смерть, но хотя бы есть надежда, что Телемаха удастся увести в горы.

— Как глупо! — У Пенелопы сжались кулаки. Не нужно было слушать Лаэрта, стоило организовать оборону самой.

Царица тут же усмехнулась: с кем, с десятком рабов, не державших в руках приличного оружия, с мальчишками и стариками против вот этих головорезов? Но теперь и о такой обороне думать поздно, жаль — не жаль, а пираты на месте, первый корабль уже ткнулся носом в песок. Остальные замерли в бухте, даже не бросив якорей.

— Осторожные, мерзавцы!

С корабля, так похожего на их «Пенелопу», которую Одиссей из-за откровенной старости корпуса и оставил в дальней бухте, прямо в воду прыгнул человек и поспешил на берег.

Пенелопа стояла прямая, как изваяние. Как обращаться с теми, кто приплыл? Если бы знать, что гости, должен гореть приветственный костер хоть из пары веток. Если это враги, значит, нужно защищаться. Ни того ни другого царица делать не могла и не хотела.

— Радуйся, царица! Что-то вы не встречаете нас приветствием? Где остальные?

Голос насмешливый, человек явно чувствовал свою силу относительно нее.

— Приветственный костер жгут, зная, что прибыли гости…

Она решила пока не грубить, тянуть время.

Пират захохотал:

— А мы разве не гости? Правда, не всегда желанные… Я Фрасиник.

Ишь ты, «Храбрый победитель», невольно мысленно усмехнулась Пенелопа.

— Я Пенелопа, жена Одиссея Лаэртида. А это его остров. — Царица обвела рукой горы, решив сразу напомнить пирату, в чьих тот владениях.

— Знаю, я хорошо знаю, что это Итака, крошечный бугорок в море. И Одиссея знаю, а вот Лаэрта не доводилось, тот давно на корабль не поднимался. Ну, Одиссей в Троаде, а где же достославный Лаэрт? Почему ты одна?

Фрасиник разглядывал Пенелопу, словно прицениваясь. Она с трудом заставила себя стоять, как стояла, велико было желание ударить пирата или хотя бы швырнуть ему горсть песка в лицо.

— Одна? Лаэрт там, где ему нужно быть. — Пенелопа попыталась обмануть пирата, делая вид, что за каждым кустом прячется по стрелку, а за мысом корабли, готовые атаковать пиратов. — К тому же у нас есть защита и помимо луков и стрел, куда более сильная…