глухое, гиблое. Милиция не любит появляться в тех турлах. Конечно, эти козлы не одного угробили. Эта баба — официантка, вместо наживки у них канает. Сколько на нее клюнуло, теперь ни счесть. Когда-то расколят эту кубышку, всех выведут на чистую воду, — злился Илья.
— Вот раньше, в нашей молодости, таким не промышляли!
— Да брось, Захар! Ничто не берется ниоткуда! Притоны испокон веку были, проституток всегда хватало. Открыто не работали, как теперь. Но на красный огонек всегда сворачивали мужики и никогда не ошибались. А эти шлюхи всегда дышали «под
крышей» сутенеров. Те вовремя предупреждали о милиции, помогали слинять, трясли клиентов и самих путан. Потому, получали кучеряво. Ни одна сучонка не дышала без прикрытия. Потому, не звени пустое. Конечно, теперь в городах полно притонов. Открыто работают. Скоро зэкам на зону станут привозить шалав, — рассмеялся Илья.
— Да брось ты! — отмахнулся Захар.
— Посмотришь. Много времени не пройдет. Главное, чтоб налог платили. А другая сторона дела никого не интересует. Как ни закрывай, сколько ни запрещай, сучню, как чуму, быстро не изведешь. Она живуча. И коль где появляются мужики, обязательно рождаются притоны.
— А ты по ним тоже бегал?
— Я именно в притоне мужиком стал.
— Сколько же годков тебе было? — поправил очки на носу Захарий.
— На четырнадцатый перевалило!
— Батюшки! — выронил очки сапожник.
— Зачем же так рано?
— Как созрел!
— А где деньги взял на озорство?
— Ну, вот, сразу подавай подробности! Между прочим, меня в своей семье поняли, и отец спокойно отслюнил. Допер, что иначе сопру больше. Отвечать пришлось бы одинаково. Потому, отдавая, сказал, чтоб не выбирал дорогую. Для начала годится средняя. Она обучит всему как надо. А уже потом, когда все узнаю и повзрослею, можно и другую выбрать.
— Дурак он у тебя! — сплюнул Захар.
— Не ругай отца. Я им и теперь горжусь. Он ни в чем мне не отказывал. И когда пришел в притон, ко мне подошла баба. Ну, совсем не похожая на ту, какую я хотел. И гундит мне в рожу:
— Пошли со мной, соколик, касатик ненаглядный!
— Я как глянул, разом обомлел. Моя бабка моложе ее. Ну и ляпнул:
— Бабусь, а что с тобою делать стану? Я к девкам намылился. А она в ответ:
— Под одеялом все едины. Чего тут ковыряешься? Небось, еще голой бабы ни разу не видел?
— Я как представил, что будет, если эта тумбочка заголится, аж тошно сделалось. А бабуля хохочет:
— Держись, мышонок облезлый! Тебе только со мною надо тренировку пройти. А уж потом к натуральным девкам клеиться. Пошли, пока я согласна. Не пожалеешь, слово даю. Век эту ночь не забудешь. Оно и по деньгам выгодно. Вдвое дешевле возьму.
— Я по сторонам глазею. Выход ищу. Забыл все на свете. Тут, глядь, девка появилась. Увидела нас и сразу подошла к старухе, спросила зло:
— Уж не клеишься ли ты к нашему клиенту? Иль снова вздумала зашибить по старой памяти. Так знай, если засеку, ощиплю наголо со всех сторон! А вдруг сама не справлюсь, девок позову!
Та бабка быстро смылась. Оказалось, она в том притоне уборщицей шестерила. А раньше известной путаной была. Вздумала прошлое вспомнить. Но что самое смешное, именно к ней по старой памяти отправляли своих балбесов на выучку деды, помня, какою лихой была в молодости эта Маргарита. Ее так и звали мужики города красоткой Марго. Уж не знаю, какою она была раньше. Но в тот день, когда ее увидел, не став мужиком, мог потерять все. Но девка выручила. Уволокла в свою комнатуху, растормошила, приласкала, я и забылся, ожил, стал мужиком и потом частенько заглядывал в тот притон, — признался Илья.
— Зря поспешил. Рано измазался, — сморщился Захарий.
— Я так не считаю. Отец мудро поступил. Избавил от пустых иллюзий. Я не вспыхивал и не горел при виде какой-нибудь девчонки. Не пускал слюни на всякие округлости и точеные формы. Ни за одною не увивался и не спешил жениться. Я выбирал серьезно, но ошибки все же не избежал. Зато не переживаю по бабе. Не схожу с ума от всяких надуманных комплексов. Знаю, на мой век бабья хватит. И я один не останусь.
— Все так, Илюшка! Одно плохо, что первая баба у тебя была не по любви, а за деньги. С нею ты слишком много потерял. Куда как меньше чем получил. Потому не сумеешь полюбить. А если тебя полюбят, уже не поверишь. А жаль, судьбу можешь пропустить, — вздохнул сапожник.
— Скажи, Захарий, а ты любил свою жену?
— То как же? Иначе не женился бы на ней. В то время она была совсем иною, не теперешней.
— Просто ты был другим, слепым, и многое не увидел, впрочем, все мы так-то ошибаемся.
— Э-э, нет, Илюша! Мы с ней любили друг друга, а уж потом она остыла ко мне. А вот когда это случилось, я так и не приметил. Она была очень заботливой, ласковой и хотела ребенка. Но долго не получалось. Тогда проверились у врачей и Валентине сказали, что нужно лечение. Простуженной оказалась. И я ее отправил на юг, на море и солнце, на целых два месяца.
— Одну? — удивился Илья.
— Конечно. Что тут особого? Много баб ездят лечиться поодиночке. Да и кому-то работать надо, присматривать за домом. А мы недавно квартиру получили. Обставляли не спеша, хотелось понарядней, получше ее обустроить. Старались оба, всякую копейку вкладывали в свое гнездышко, во всем советовались. Ну, а когда Валюшка с моря воротилась, вскоре и забеременела. Ей лечение хорошо помогло.
— Захар, а почему у вас только одна дочь? Или после того юга жена не беременела?
— Ирка росла крикливой. Ну до того надорвала все уши и душу, что больше сами не захотели иметь детей. Дочка часто болела, росла капризной. Хватило с ней мороки. Никакого отдыха не было. Годам к пятнадцати выровнялась. Но вскоре замуж вышла, едва успела закончить школу, тут и Женька нашелся. Я им не стал мешать.
— Захар, а с чего ты сапожником стал? Иль наука в башку не поперла? Как тебя отпустили?
— А кто б помешал. В семье не только я, а и дед сапожником был, и отец. Своего дела никто не стыдился, без куска хлеба никогда не сидели. В семье нашей не голодали и не побирались. Голыми не ходили. Наши бабы абортов не делали. Греха не зная, рожали всех, сколько Бог давал. И все в люди вышли. Никто судим не был, по тюрьмам не сидел.
— Выходит, я не человек? — насторожился Илья.
— Я не про тебя, а про воров и разбойников. Ты же фулиган! Драчун! Таких завсегда хватало. Надо было б нащелкать по жопе и отпустить, но помочь тебе забрать свои деньги у паскудного человека. А то што содеялось, ты дважды судьбой избит, а тот и ныне жиреет. Разве это по закону? Не-ет, Илюшка! Наказывать надо виноватого. Зачем с битого две шкуры драть? Вот потому в семье нашей любят дело спокойное, не суетное, тихое и отрадное. А к науке моя душа не лежала. В ней все насквозь супротив человека. Конечно, есть и что-то нужное, но мало. А я смалу любил рядом с дедом сидеть, все присматривался, приноравливался. А потом, в шесть годов и мне дело поручили! — улыбался Захарий.
— Обувь шить? Так рано? — удивился Илья.
— Господь с тобой! Кто в такое время серьезное доверит? И мне поручили не ахти что, лапти соседскому деду сплести. Тот опосля Колымы возвернулся домой с помороженными, хворыми ногами. И никакую другую обувь кроме лаптей, надеть не мог. Вот я его и обул. Уж как благодарил меня тот дедок! Как никто другой. Я и нынче его слова помню. Солнцем в душу они вошли и поныне там.
— Ну, лапти не обувь! — сморщился Илья.
— Не скажи! Не неси глумное. Вот ты попробуй лапти сплести. Даю слово, не получится. Сноровка нужна, крепкие руки, ну и, конечно, хорошее лыко. В нашем ремесле ничего легко не дается. Ведь вот я те
