Лена встретилась с мужем на Тверской у здания Моссовета. Володя взял у нее полиэтиленовый пакет с ручками, на котором красовалась белокурая девица, рекламирующая джинсы. Ее засняли в тот момент, когда она надевала штаны, талия и бедра голые и блестящие, словно маслом политые.

Володя посмотрел на пакет, недовольно поморщился и перевел взгляд на Лену.

— Ты покрасилась? — спросил он.

На неярком осеннем солнце цвет «спелой сливы» Лениных волос играл зелено-синим перламутром.

— Неужели только сейчас заметил? — упрекнула она. — Я вообще переменилась. Внешне, — уточнила она, — с помощью визажиста. Нравится?

— Нет! — решительно ответил Володя.

К ним однажды приезжала его двоюродная сестра. Восемнадцать лет, симпатичная мордаха. Но каждое утро девушка по три часа проводила у зеркала, красилась-мазалась. В итоге выглядела на пять лет старше. Юная барышня гримировала себя под записную кокетку.

Зачем? Глупо! Он так и сказал ей. В ответ услышал дурацкую присказку: «Уйди, противный! Не для тебя цвету!»

И Лена явно не для него «цвела». В отличие от двоюродной сестры жена помолодела. Но в ее облике появилось что-то нахальное и вызывающее. Только глаза, как прежде наивно кругленькие, под залихватски пляшущими бровями светились детской обидой.

— Мне тоже не нравится! — укоризненно поджала губы Лена. — А сколько денег на ветер! Зачем? Чтобы всякие идиоты на улице приставали?

— Тебе лучше знать.

— Ничего подобного! Все из-за тебя! Мне только ленивый в уши не дул, что тебя имидж мой не устраивал! Вот поменяла! Любуйся! — Она развела руки в стороны. — Стиль деревенский с переходом в городской.

— Чего? — растерялся Володя. — Какой переход?

— От маразма к склерозу! Сколько это будет продолжаться?

Володя не был готов выяснять отношения, а разговор выруливал на скользкие темы. Нужно срочно увести его в сторону.

— У тебя будут неприятности из-за того, что стащила документы? — спросил он.

— А! — Лена беспечно махнула рукой.

И в ту же секунду подумала, что ее ответ тактически неверен. Володя должен прочувствовать героичность ее поступка. Пусть жалеет, восхищается — любые высокие чувства хороши. Ее, Лену, уже тысячу лет никто не жалел! (О вчерашних рыданиях на глазах благодарной публики она уже не помнила.) Лена живописала разгром, который учинил Булкин, и свои душевные мучения из-за необходимости врать.

Они шли вниз по Тверской к метро.

— Ты обедала? — вдруг спросил Володя.

— Нет, — замерла в ожидании Лена.

Он пригласил ее в итальянский ресторанчик, открывшийся на месте очень хорошей булочной, где Лена раньше покупала бублики детям.

Сколько лет они не бывали в ресторане?

Самое малое — десять.

«Студентами могли себе позволить со стипендии завалиться в кафе. Да и потом отпраздновать день рождения или какой-нибудь праздник в ресторане было вовсе не разорительно, — думал Володя. — Куда все это подевалось? Туда же, куда поездки к морю, в дома отдыха, частые походы в театр и кино».

Лена изучала меню. Вела взглядом по колонке цифр со стоимостью блюд. Выбрала самое дешевое.

— Я буду спагетти по-неаполитански, — сказала она мужу и испуганно прикусила язык. Вспомнила толкование любви к спагетти Аллой Воробейчиковой. Но Лена ничего сексуального не подразумевала, она деньги Володины экономила! — Просто мне нравятся макароны! — оправдывалась Лена. — Особенно с сыром! В томатном соусе! Только это имела в виду!

— Да пожалуйста! Бери что хочешь, — пожал плечами Володя, себе он заказал равиоли.

С тех пор как Лена вышла замуж, в ее голове включился калькулятор, исправно и постоянно осуществлявший расчеты трат семейного бюджета. И сейчас, когда принесли блюда, официант разлил по фужерам вино, внутренний калькулятор работал на полную мощность.

Вино. Двести граммов. Ординарное, а стоит дороже бутылки отечественного шампанского. Равиоли. Сиротские пельмени. Двести пятьдесят рублей! Можно месяц в метро кататься. Спагетти. Ничего особенного на вкус.

А стоимость одной макаронины равняется ведру спагетти, приготовленных ею дома.

— Нравится? Вкусно? — спросил Володя.

— Нет! — вырвалось у Лены. — То есть очень вкусно, спасибо.

— Уверен, что ты сейчас мысленно подсчитываешь стоимость одного сантиметра спагетти.

— Почему же? — Лене не хотелось быть уличенной в скаредности. — Я о другом думала. О нас с тобой!

— Отложим этот разговор! — нахмурился Володя. — Ешь! Хочешь еще вина?

— Хватит вина! Володя! Я так больше не могу! Куда? Подождите! — схватилась Лена за тарелку, которую хотел унести официант.

Она быстро доела спагетти. Рублей на пятьдесят оставалось. Не пропадать же добру!

— Я много думала, — невнятно произнесла Лена, потому что рот был забит макаронами. Проглотила и продолжила:

— Мучилась и страдала. Но я решила… Володя! Я тебя прощаю!

— За что? — изумился он.

— Сам знаешь. И свои недостатки признаю. Генка правильно говорит, что я — манная каша.

— Генка? Какая манная каша?

— Которая тебе надоела, и сейчас ты питаешься селедкой, которая любовница. Но, Володенька! Селедка надоедает еще быстрее каши! Тебе не наскучила? — спросила Лена с надеждой.

— Ничего не понимаю! — воскликнул Володя, огляделся и перешел на злой шепот:

— Во-первых, ни селедками, ни любовницами я не питаюсь! Во-вторых, ты! Ты сама сказала Генке, что у меня… А у меня никого! Пока! — добавил Володя. — Перекладываешь с больной головы на здоровую!