сердца.

Мы пробираемся дальше сквозь толпу и наконец подходим к конюшням.

У входа нас поджидают две разъяренные целительницы.

— Я требую, чтобы нас впустили! — заявляет госпожа Надари, а госпожа Лоусон согласно фыркает.

— Ваша безопасность превыше всего, дамы, — улыбается им мэр. — Мы не знаем, насколько опасны схваченные спэклы.

— Сейчас же, — рычит госпожа Надари.

Но мэр только улыбается в ответ.

А вместе с ним улыбается целая армия.

— Я только зайду и посмотрю, все ли спокойно, договорились? — Мэр обходит целительниц стороной, и их тут же оттесняет строй солдат.

Я вслед за мэром вхожу в конюшни.

Мое нутро сразу сжимается в тугой комок.

Потомушто внутри — два привязанных к стульям спэкла. До боли знакомая поза…

(1017-го тут нет, и я даже не знаю, радоваться этому или огорчаться…)

Один спэкл с ног до головы перемазан алой кровью, лишайник сорван и валяется на полу. Однако голову он держит прямо, глаза широко открыты, а в Шуме — сотни вариантов страшной мести за то, что мы сделали…

Но спэкл рядом с ним…

Спэкл рядом с ним больше вапще не похож на спэкла.

Я открываю рот, чтобы заорать, но мэр делает это первым:

— Что вы тут устроили?!

Я потрясенно умолкаю.

Все вокруг тоже.

— Мы решили задать им несколько вопросов, сэр, — отвечает мистер О’Хара, вытирая окровавленные руки. — И многое успели узнать. — Он показывает на переломанного спэкла. — Пока вот этот, увы, не скончался от полученных травм…

В воздухе проносится знакомый свист, которого я давно уже не слышал, — оплеуха, Шумная пуля, — и мистер О’Хара, дернув головой и корчась в судорогах, падает на пол.

— Мы тут за мир боремся! — орет мэр на остальных солдат, потрясенно и испуганно глазеющих на него. — Разве я разрешал пытать пленников?!

Мистер Тейт откашливается.

— Этот оказался покрепче, — говорит он, показывая на второго, еще живого. — Чрезвычайно выносливая

особь.

— Считайте, вам повезло, капитан, — с прежней яростью в голосе отвечает мэр.

— Пойду впущу целительниц, — говорю я. — Они его подлечат.

— Нет, — отрезает мэр. — Мы его отпускаем.

— Что?

— Что?! — переспрашивает мистер Тейт.

Мэр обходит пленника со спины:

— Мы хотели схватить спэкла и отправить домой с предложением мира. — Он достает нож. — Так и поступим.

— Господин Президент…

— Откройте заднюю дверь, — приказывает мэр.

Мистер Тейт весь подбирается:

— Простите? Заднюю?

— И поскорее, капитан.

Мистер Тейт распахивает заднюю дверь — ту, что ведет в переулок за площадью.

Подальше от целительниц.

— Эй! — вмешиваюсь я. — Так нельзя! Вы обещали…

— Верно, и я сдерживаю обещание, Тодд. — Он нагибается к самому уху спэкла и шепчет: — Полагаю, твой голос понимает наш язык?

Голос? — думаю я.

Однако между мэром и спэклом уже вовсю носятся туда-сюда какие-то образы: темные, мутные и такие быстрые, что никто не может их уловить.

— Что вы ему говорите? — вопрошаю я, выступая вперед. — Как это понимать?

Мэр поднимает глаза на меня:

— Я рассказываю, как горячо мы все хотим мира, Тодд. — Он склоняет голову набок. — Или ты мне не доверяешь?

Я сглатываю слюну.

И еще раз.

Я знаю, что мэр действительно хочет мира, иначе ему не заслужить уважения переселенцев.

Я знаю, что он стал гораздо лучше, после того как я спас ему жизнь.

И еще я знаю, что исправит его только могила.

(да ведь?)

Но он ведет себя так, бутто и впрямь хочет исправиться…

— Ты можешь сказать ему все, что сочтешь нужным, — предлагает мэр.

Не сводя с меня глаз, он резко проводит ножом за спиной у спэкла. Тот изумленно дергается вперед: его руки свободны. Он осматривается по сторонам, гадая, что будет дальше, и останавливает взгляд на мне…

В этот миг я пытаюсь придать своему Шуму тяжесть и вес. Это больно, как бутто напрягаешь мышцу, которая давнымдавно не работала, но я силюсь внушить ему, чего мы хотим на самом деле: что бы там ни говорил мэр, мы с Виолой хотим мира, мы хотим, чтобы война кончилась…

Спэкл осаживает меня громким шипением.

Я вижу себя в его Шуме…

И слышу…

Он меня узнал?!

Я слышу слова…

Слова на моем языке…

Я слышу…

Нож.

— Нож? — переспрашиваю я.

Но спэкл только шипит и бросается к двери — во весь дух…

Он бежит прочь, неся своему народу бог знает какое послание.

— Вот наглец, — цедит госпожа Койл сквозь стиснутые зубы. — И солдаты вокруг него вьются, точно собачонки! Прямо как в худшие дни его правления.

— Обидно, что мне так и не дали поговорить со спэклами, — говорит Симона, примчавшаяся в лагерь на телеге вместе с остальными целительницами. — Я бы сказала, объяснила бы им. что не все люди одинаковые.

— Тодд говорит, ему удалось донести до выжившего спэкла, чего мы хотим на самом деле, — задыхаясь от кашля, выдавливаю я. — Будем надеяться, они нас услышат.

— Даже если услышат, все почести потом достанутся Прентиссу, — замечает госпожа Койл.

— Да какая разница, кому достанутся почести? — вопрошает Брэдли.

— Разве никакой? Вы правда хотите, чтобы этому негодяю доверили власть над новым поселением?

— Как будто мы имеем право отстранять кого-либо от командования! Думаете, мы прилетим сюда и просто навяжем людям свою волю?

— А почему нет? — спрашивает Ли. — Он ведь убийца. Он убил мою сестру и мать.

Брэдли хочет ответить, но его опережает Симона:

— Мне кажется, они правы.

Грохочущий Шум Брэдли потрясенно затихает.

— Если его поступки угрожают жизни людей…

— Мы прилетели сюда, — перебивает ее Брэдли, — чтобы обеспечить необходимые условия для жизни пяти тысяч человек, которые не должны проснуться посреди войны. Они этого не заслужили!

Госпожа Койл только громко вздыхает, как будто ей это неинтересно.

— Давайте скорее пойдем к людям и объясним, почему нам не удалось поговорить со спэклами. — Она направляется к выходу из палаты. — Пусть этот деревенщина Иван только попробует что-нибудь вякнуть, — я влеплю ему пощечину.

Брэдли косится на Симону. В его Шуме сплошные вопросы, возражения и желание объясниться с нею, желание дотронуться…

— Прекрати, пожалуйста, — обрывает его Симона, пряча взгляд.

— Извини. — Брэдли пятится и. ничего больше не говоря, выходит из палаты.

— Симона… — начинаю я.

— Прости, я никак не могу привыкнуть. Я знаю, что должна, что рано или поздно мне придется, но пока…

— Это ведь даже хорошо, — говорю я, вспоминая Тодда. — Такая близость.

(но я больше его не слышу…)

(и никакой близости между нами нет…)

Я снова кашляю, выплевывая из легких мерзкую зеленую слизь.

— У тебя очень усталый вид. Виола, — говорит Симона. — Если хочешь, прими мягкое снотворное.

Я киваю. Она подходит к шкафчику, достает оттуда небольшую пластинку снотворного и кладет ее мне под язык.

— Дай ему шанс, — говорю я. когда лекарство начинает действовать. — Он хороший человек.

— Знаю.

Мои веки начинают тяжелеть.

— Знаю.

Я ускользаю в темное забытье и долго, очень долго ничего не чувствую, наслаждаясь этой пустотой и чернотой, похожей на ночное небо…

Но потом она заканчивается…

И я начинаю видеть сны…

Сны о Тодде…

Он рядом, но я не его не вижу…

И не слышу…

Я не слышу его Шум…

Не слышу, что он думает…

Он смотрит на меня пустыми глазами…

Точно безжизненная статуя, пустая оболочка…

Как будто он умер…

Как будто… о нет…

Он умер…

Он умер…

— Виола.

Я открываю глаза. Ли тянет ко мне руку, Шум полон тревоги и чего-то еще…

— Что случилось?

Я обливаюсь потом, простыни и одежда промокли насквозь…

(Тодд ускользает…)

У подножия моей койки стоит Брэдли.

— Она что-то натворила, — говорит он. — Госпожа Койл… она уехала и что-то натворила.

Звук едва слышный, я и не должен был его различить, особенно в спящем Шуме целого лагеря.

Но я узнаю его.

Этот вой.

Жеребенок? — с тревогой спрашивает Ангаррад, когда я выхожу из палатки в холодную ночную мглу. На улице с каждым днем все холоднее и холоднее.

— Трассирующая бомба, — говорю я в пустоту, дрожа и озираясь по сторонам.

Я вижу, как солдаты, которые еще не успели уснуть, тоже оглядываются в поисках источника звука. В следующий миг их Шум испуганно вскидывается: они видят, как бомба поднимается в небо со стороны пересохшего русла у подножия водопада. И летит на север, где могут прятаться остатки вражеской армии…

— Что они творят?!

Рядом со мной внезапно оказывается мэр. Он не сводит глаз с трассирующей бомбы, а потом поворачивается к вышедшему из палатки сонному мистеру О’Харе.

— Найдите госпожу Брэтит. Немедленно.

Мистер О’Хара, полуодетый, убегает исполнять приказ.

— Трассирующие бомбы слишком медленны и большого ущерба принести не могут, — говорит мэр. — Это наверняка диверсия. — Он переводит взгляд на холм, по которому когда-то спускался зигзаг дороги. — Ты не мог бы