темноты до резкого света. Ну, знаете, «юпитеры», видеокамеры, фотовспышки…

— Носи, — разрешил Сабуров. — Раз врачи велели. Здоровье прежде всего, правильно? А штаны сегодня же снимешь, когда в сауну пойдем. Там и посмотрим.

— Теперь нужно распределить, кто пишет листовки, — сказал Вадик, когда веселье по поводу очередного прикола Сабы затихло.

— Ты и напишешь, — кивнул Саба, облизывая толстые пальцы, только что запущенные в квашеную капусту, и его окружение снова услужливо хохотнуло.

— Я могу на себя взять их редактирование, — твердо сказал Вадик.

— Деловой, а? — мотнул в его сторону Сабуров. — Может, закончим на сегодня, как вы думаете? Съездим в сауну, отдохнем, а то девочкам нашим некому спинку потереть. Иль пупочки, кто как любит.

Окружение оживилось и стало подниматься из-за стола.

— Отдыхать? — удивился Вадик. Оставшись сидеть на месте, он изумленно смотрел на Сабу поверх очков. — Уже устали? Вы чего? Да мы только начали работать! У вас всего ничего осталось до выборов! По двадцать четыре часа в сутки! Все должны перейти на казарменное положение!

— Потише, не глухой… — недовольно проронил Сабуров.

— А что, нормально, по-моему, — тихо сказал Огурцов и пригладил прическу, глянув на себя в зеркало.

Саба сел на место, едва приподнявшись. Остальные тоже дружно сели.

— Ну так и быть, поработаем еще немного, и хорош. А с завтрашнего дня — это ты верно сказал — все на казарменное положение! Говори дальше.

— Теперь — кто отвечает за типографии, которые эти листовки печатают. У вас есть кому их расклеивать? Или тоже я?

— Найдем, — кивнул Сабуров. — Этих активистов — хоть жопой ешь. Уже надоели.

— Потерпим, — сказал присутствовавший здесь же Трофим. — Дед тут есть полуслепой. Приходит сюда погреться и агитирует день и ночь за Сабу.

— Ну, — кивнул Саба. — Я и то ему говорю: дед, достал ты меня со своим Сабуровым! Вот хотел за него голосовать, теперь точно не буду!.

— Это смешно, — согласился Вадик, даже не улыбнувшись. — А вы подумайте, куда можно вставить эту историю. — Он указал пальцем на Арефу.

— Может, в листовку? — спросил тот.

— Нет, — покачал головой Вадик. — Думаю, лучше подействует, если это пройдет в телепередаче. Хорошо бы снять этого деда скрытой камерой. Он к вам часто приходит?

— Да каждый день, считай, — переглянулись «комоды». — Притащится и агитирует. Надоел.

— Вот и снимите, — кивнул Вадик. — И дадите мне посмотреть. И еще. До конца выборов — сухой закон! Вот как хотите. Это мое условие.

Они недовольно переглянулись, но промолчали. Потом с ненавистью уставились на Вадика. Один Огурцов был, как всегда, трезв и невозмутим.

— Ладно… — мрачно сказал Саба. — Но только с завтрашнего дня.

— Г оворю сразу — работенка будет тяжелой, — продолжал Вадик с непреклонным видом. — Еще обязательно должен быть специалист по психологической перегрузке, чтобы помочь нам не свихнуться… Есть такой?

— А ты? — спросил Саба. — Ты вроде психолог, или психиатр, уже забыл.

— Здесь нужен специалист, профессионал, — сказал Вадик. — Я в этом не петрю. Так есть или нет?

Он уже начинал покрикивать.

— Можно такого найти, но его нужно из Америки вызвать, — сказал Огурцов. — А времени уже нет.

— Как тут не свихнешься, если не расслабишься… — глухо заворчали «комоды», — Что, и пивка теперь выпить нельзя?

— Пиво можно, — разрешил Вадик, сделав паузу. — Кажется, я все сказал по этому поводу. Теперь надо бы распределить роли. Я беру на себя телевидение и редактирование листовок, а также написание речей и статей для прессы. А остальные? Кто будет заниматься с агитаторами, типографиями?

Они переглянулись. Шумно вздохнули и нервно забарабанили пальцами по столу. Больно много ты на нас навалил, и все тебе сразу подавай, чувствовалось в их недовольстве.

— Ладно, подумайте сами, вы друг друга хорошо знаете, распределитесь, а меня пока пусть кто- нибудь отвезет на телевидение. — Вадик встал. — У вас завтра встреча со зрителями в прямом эфире, если не забыли.

Они переглянулись. Ну все знает! И в курсе всего.

— Ну да, — сказал Огурцов, потрогав свой косой пробор. — Собираемся… А что?

— И это правильно! — Вадик упер в него указательный палец. — Необходимо провести широкую мобилизацию, чтобы там среди зрителей были только наши. Это понятно? Никаких посторонних тем и вопросов! Только аплодисменты, переходящие в овацию. И вопросы те, что я сегодня же заготовлю и раздам. А сейчас мне нужно, не откладывая в долгий ящик, ехать туда! Буду готовить передачу. Надо заранее познакомиться с продюсером, ведущим, режиссером. Поэтому извините, но я не могу терять время.

— Что, даже с нами не выпьешь? — спросил Саба обиженно. — За знакомство, успеешь, тебя отвезут.

— Потом, — непререкаемо мотнул головой Вадик. — Все потом, после победы на выборах. Нашей победы! — добавил он многозначительно. — Будем пить шампанское и ласкать наших женщин.

Они смотрели на него, приоткрыв рты.

— Кирей! — с неохотой сказал Саба, хлопнув по плечу краснолицего, встречавшего Вадика в аэропорту, по-прежнему вполне обходившегося без шеи. — Будешь моему имиджмейкеру личным телохранителем и водилой. И чтоб мне без замечаний с его стороны. Понял, да? Выпить он тебе не даст, ну так потерпи для общего дела!

— Потерпим, — сухо сказал Кирей, поднявшись из-за стола.

Они вышли, и Саба, неопределенно вздохнув, переглянулся с оставшимися. Потом махнул рукой.

— Наливай! Ну и мордодел достался! — сказал он с чувством. — За горло берет, расслабиться не разрешает… Говорят, у Солодухи все ж поприятнее пацаны. Вежливые. Тоже шустрые, но деловые. Надо было сразу ими заняться… — хмуро добавил он. — Это мое упущение.

— Солод вовремя подсуетился, а нам достались ошметки, — сказал Огурцов недовольно.

— Зато не еврей… Там Тихоня напрашивался, должен вот-вот приехать, — озабоченно сказал Саба. — Нет его еще там? Не приехал? Бородыня, взгляни, что ли…

Бородыня выглянул в дверь:

— Нет пока.

— Трофим, а ты че смурной? — спросил Сабуров.

— Да есть тут сомнение. А они, эти ребятишки, часом, между собой никак не связаны? — спросил Трофим. — В Москве они меж собой гужуются, или, как теперь говорят, тусуются… А тут друг дружке препятствовать будут, что ли?

— Есть тут проблема, есть… — согласился Саба. — Черт их разберет. Деловые они, в смысле, профессионалы. И без дисциплины нельзя, тут я согласен. А у нас что? — Он оглядел свою свиту. — Почили на лаврах, не рановато ли?

Соратники смиренно посапывали.

— Ладно, надоели, — сказал им Саба, упершись руками в столешницу. — Солидности нам недостает и солидарности, в смысле сыгранности, это верно, тут наш мордодел — в точку. В галстук не сморкаться — это мы еще сможем, как-нибудь одолеем, а вот вилку в левой руке — по себе скажу, не всегда получается. Все время забывается. Нет, нож в правой куда ни шло, иначе и не бывает… Ладно. Значит, ты, Трофим, останься, разговор есть, еще Тихоня должен вот-вот подъехать. И обсуди с ним свои сомнения… — Он зевнул, посмотрел на часы. — А вечером в сауну, что ли?

— Лучше сейчас. Потом, когда выберут, особенно туда не находишься, — согласился оставшийся