Они уже начали записывать, когда дверь кабинета открылась и вошел помощник генерального прокурора Александр Борисович Турецкий. Вид у него был озабоченный.
— Только что я выдержал настоящий бой на совещании у генерального, — сказал он, пожав руки обоим следователям. — Не буду называть кто именно, но меня забросали вопросами, почему я придаю такую важность бытовому преступлению, случившемуся в провинции, раз рекомендую послать туда сразу двух «важняков»… И показали мне факсы и письма из местной прокуратуры и УВД. Те уверяют, что, мол, они и сами справятся… Мало ли чего требует их общественность и местные правозащитники! На это я указал, что в Красноземске недавно уже было совершено нападение на редакцию газеты, а главное, непонятно почему их губернатор вдруг снял свою кандидатуру с предстоящих выборов в пользу другого кандидата, имеющего несколько судимостей по уголовным статьям, правда погашенных. Где это у нас в России видано, чтобы губернатор, находящийся у власти, вдруг отказывался от нее, будучи в добром здравии, ясном уме и твердой памяти? И тут же другие претенденты, по принципу домино, тоже сняли свои кандидатуры. Остался Сабуров, бывший уголовник, и ему противостоит другой кандидат, некто Солодухин, тоже с уголовным прошлым. Вот с этим вам предстоит разобраться, раз у местной прокуратуры не получается.
— Солодухин идет на выборы, чтобы подстраховать пахана Сабурова? — спросил Гера. — Иначе выборы объявят безальтернативными?
— Именно так я и сказал, — кивнул Турецкий. — Преступность рвется к власти. Набило оскомину, но иначе не скажешь. Поэтому не подведите, ребята…
Он ушел, а они несколько часов листали дела, сопели, пили кофе, звонили, залезали в свою базу данных, наконец, ближе к вечеру, они стали делиться тем, что добыли. Сначала они пришли к согласию о главном и общеизвестном. Красноземск — слишком богатый край с горнодобывающей промышленностью, цветной металлургией, с огромным алюминиевым комбинатом, чей контрольный пакет акций в руках одного московского олигарха, всем известного Корецкого Бориса Яковлевича. И невозможно себе представить, что к нему не потянутся руки новейших хозяев жизни. Вот и рвутся поучаствовать в выборах, проталкивая своих кандидатов.
Потом их мнения стали расходиться.
— Хм… — качал головой Гера. — Валер, как мне стало известно, местные авторитеты склоняются ставить на вот этого Николая Сабурова, здоровенного и мордастого, которому ты дал низший балл по интеллекту.
И ткнул в одну из фотографий.
— Во-первых, серьезными фигурантами следует считать и тех, на кого делают ставку имиджмейкеры, — возразил Померанцев. — Они видят то, чего не видим мы. Во-вторых, меня действительно заинтересовал тот, кому я поставил четверку как более наглому и молодому.
И указал на другую фотографию — смурного малого с несколько растрепанной прической, из-под которой пронзительно, в упор, смотрели светлые глаза.
— Знаем, — кивнул Гера. — Александр Борисович о нем говорил… Это и есть Солодухин Григорий, отчества не помню. Говорят, «темная лошадка». Сколько у него ходок?
— Две. — Померанцев дважды «кликнул» по иконке на рабочем поле компьютера и вызвал файл с данными на кандидатов. — Сперва служил в армии, там схлопотал по статье триста тридцать четыре. Потом, после демобилизации, статья двести шестьдесят четыре, сшиб в пьяном виде заезжего кавказца. Потом избил каких-то цыган.
— В народе это приветствуется, — рассеянно сказал Гера, разглядывая «темную лошадку». — Многие ему посочувствуют, опустив в урны бюллетени с его именем.
3
Анатолий Богданов пил пиво в баре возле Киевского вокзала, когда к нему подошли двое неприметных мужиков и сели рядом со своими кружками.
— Ты Богдан? — негромко спросил один из них, среднего роста, в кожанке и приплюснутой кепке. Второй был без головного убора, в плаще, из-под которого выглядывал свитер. Все-таки сентябрь уже заканчивается, похолодало.
Прежде чем ответить, Анатолий оглядел обоих и остался недоволен: он-то ожидал увидеть тех, кто дадут ему в долг под нормальные проценты. Тогда он расплатится с другими кредиторами и развернет наконец свой бизнес.
Так, по крайней мере, договаривались по телефону. А эти на денежных мешков не похожи. Кажется, пришли по его душу. И по глазам видно, что так просто они не отстанут.
— А в чем дело? — спросил он. — Это с вами я должен оформлять кредит?
— Зачем кредит? — спросил тот, что в кепке. — Его отдавать еще надо. А ты заработать можешь. С твоими-то талантами.
— Как это? — спросил Анатолий, уже понимая, что ему предложат.
— Мог бы и сам догадаться, — ответил тот, что в плаще. — Причем очень хорошо заработать.
— Мне бабок пока хватает, — сказал Богданов.
— Но не на долги… Ну да, ты, говорят, вроде как завязал, — кивнул тот, что был в плаще. — Семью завел, ребеночка… Я всегда говорил, что нельзя профессиональных исполнителей слишком баловать гонорарами. Им начинает казаться, что теперь хватит по гроб, и начинают новую жизнь. Заводят бизнес, семью… И теряют квалификацию. Верно?
Анатолий по-прежнему их разглядывал, стараясь понять, кто они. На блатных не похожи. Только не знаешь, радоваться этому или печалиться. Судя по выправке, похожи на таких же, как он, отставных военных. Армию сокращают, и тех, кто ищет приключений на собственную жопу, сейчас навалом. По всей России.
— Вы-то кто такие? — спросил он. — Вы обо мне что-то знаете, я о вас ничего — какой может быть разговор?
— А тебе и не надо знать, — сощурился в ответ, будто передразнивая его, тот, что был в кепке. При этих словах он снял ее, словно решил избавить себя от этой приметы, и обнажил небольшую лысину.
«Значит, будешь лысым, — сказал себе Богданов. — Считай, ты в моей картотеке…»
— Главное, тебя знают те, кому следует знать, — добавил второй. — Очень ты их впечатлил своей прежней работой. Так ты мне не ответил. Заплатили тебе в последний раз хорошо, так ты решил: все, хорош? Займемся торговлей?
— Раз молчит, значит, точно, слишком много заплатили, — кивнул лысый, постукивая воблой по краю стола. — Вот он и зарекся. А все потому, что до сих пор не знает: в его деле полный расчет — это новый аванс.
— Об авансе разговора не было, — сказал Анатолий, почувствовав холодок в районе диафрагмы.
— Какая теперь разница? — поморщился лысый. — Ну не было. И что? Теперь будет… Ты бы допил пиво. Потом съездим тут недалеко. Радоваться надо, что такой незаменимый. Сейчас безработица, сам знаешь… Хотя с виду и не подумаешь, глядя на тебя. Больно ты благополучный и внушающий доверие… И потом, мы знаем твои условия: типа, мочить только ссученных и уродов по жизни. Нормальных мужиков не предлагать. Вот уродов тебе и предложат. Так что получишь удовольствие, и тебе еще за него заплатят. Ну все, пошли, хорош балаболить.
Тот, что в плаще, встал и не спеша зашел за спину Богданова.
— Только тихо, — сказал он и похлопал его по карманам куртки. Достал оттуда связку ключей от машины и квартиры, положил на место бумажник. — Больше ничего. Можно ехать. Время в обрез.
— Пусть сначала допьет, — предложил лысый. — Шведское пиво, я его сам люблю. Подождем.
Анатолий, чувствуя на своем плече тяжелую руку парня в плаще, коротко взглянул по сторонам. Вроде никто ничего не заметил. Все сидят, потягивают из кружек. Или делают вид. Всем без разницы. Рвать когти? Бесполезно. Раз пропустил себе за спину, лучше не дергаться. Сейчас в самый раз изображать
