брошенная.
— Где она находится? — поинтересовался Денис.
— В Абрамцеве — это немного к северу от Щелковского шоссе.
Денис кивнул, пряча улыбку, его забавляло, что Пенгертон учит его географии. Он все никак не мог привыкнуть к тому, что этот длинный костлявый человек, сидящий напротив, так здорово знающий Москву и московскую жизнь, на самом деле — иностранец. Операция между тем предстояла нешуточная. И Денис подумал, что Ванштейн-то неплохо устроился, слив ему информацию т> «похищенном» Пенгертоне: мало кто смог бы все это правдоподобно организовать и провернуть.
— У меня есть знакомый доктор, — сказал Денис. — Он вам сделает наркоз, так что мы сможем нанести побои, чтобы все было правдоподобно. Не волнуйтесь, сделаем синяки и ссадины по первому разряду, никто не подкопается. Потом, когда очнетесь, болеть, конечно, будет прилично, но уж придется потерепеть.
— Как побои?! — ужаснулся Пенгертон.
— Ну а вы что хотели, господин журналист? Влезли в большие игры — так терпите теперь. Или вы предпочитаете без наркоза?
— Нет уж, давайте ваш наркоз. Но вы гарантируете, что мне ничего не повредят?!
— Слово бойскаута, — побожился Денис. — По-нашему — честное пионерское.
— Да знаю я. Но что-то сомнительно. Я уже привык к тому, что, если русские за что-то берутся, то результат обычно непредсказуем.
— Джордж, вы бы доверились в этом вопросе Ванштейну?.
Пенгертон задумался:
— Пожалуй…
— Ну так вот, а он прислал к вам меня. Мое слово сейчас — это его слово. Вы получите счастливое возвращение из чеченского плена и станете героем, или как там у вас было задумано…
— Не хочу я ни в какие герои, — застонал Пен-гертон, — я домой хочу, к Кате, мне все это уже осточертело!
— Вот, — оживился Денис. — Вот это слова нормального человека — и мальчика, и мужа.
Пенгертон посмотрел на него с удивлением:
— Вроде пословица по-другому звучит?
— Моя редакция, — объяснил Денис.
— Хм… Дэн, вы себя в журналистике никогда не пробовали?
— Бог миловал. Не по мне это, слишком уж опасная у вас работа, — искренне сказал частный детектив.
— Пожалуй, вы правы, — подумав, согласился американец. — Ладно, поехали к вашему доктору. — Постаравшись придать своей лошадиной физиономии мужественное выражение, он бодро встал.
Денис успокаивающе похлопал его по плечу:
— Не надо никуда ехать. Он уже здесь, в машине сидит.
— Как здесь?! — закричал Пенгертон, и лицо его сразу же приняло обычное лошадиное выражение, только с примесью совершенно детского испуга перед уколом.
Денису стало его жаль. Во что же ты влип, парень, подумал он. Ну, делать нечего, теперь надо идти до конца.
«В подмосковном Абрамцеве был уютный домик, принадлежащий семье молодых талантливых программистов, уехавших на заработки в Канаду. В этом доме некоторое время жили их друзья, а потом он пустовал. Говорят, зимой там отогревались бомжи. Но не будут больше гостить друзья программистов, и не смогут отогреваться бомжи. Потому что негде.
Вчера, туманным ранним утром, примерно в начале шестого, на этой даче разразилась война. Так, по крайней мере, рассказывали те из соседей, кто воочию если не видел (нос на улицу рискнули высунуть немногие), то слышал происходящее. Восемь или девять свидетелей (среди них несколько человек когда-то служили в армии) сошлись примерно на следующем.
Стрельба велась не менее чем из пяти стволов, включая один пулемет и два автомата. Гранаты взрывались от семи до десяти раз. Было еще два совершенно оглушительных взрыва, которые вынесли стекла во всех домах в радиусе пятидесяти метров. Интенсивная перестрелка длилась около получаса, после чего кто-то (сколько человек — неизвестно) уехал на большой машине (по разным свидетельствам «Газель», «Соболь» или джип на высокой подвеске). К этому времени в Абрамцеве было по-прежнему достаточно темно. Война окончилась, и только спустя еще полчаса появилась милиция. Местные жители подозревали, что милиция, которую сразу же вызвали минимум пять (!) разбуженных и перепуганных дачников, приехала гораздо раньше, но два молоденьких сержанта остановили свой «бобик» в ближайшем леске, где не по годам мудро ожидали окончания боевых действий. Когда они рискнули войти в дымящийся дом, то обнаружили там двоих человек. Один из них, раненный в руку, был относительно в порядке, он приводил в чувство второго, всего избитого и истерзанного, но тоже чудесным образом серьезно не пострадавшего.
Сержанты бросились было вызывать подкрепление, но мужчина, оказывавший помощь, предъявил свои документы. Он оказался директором частного охранного предприятия «Глория» Д. А. Грязновым, ставшим не так давно известным благодаря освобождению тележурналиста Кондрашина из рук чеченских боевиков. А избитый и истерзанный мужчина оказался главным редактором издательского дома «Товарищ либерал» Джорджем Пенгертоном, также совсем недавно похищенным!
Господин Грязнов сообщил сержантам, что уже позвонил в ФСБ знакомому генералу, так что не нужно устраивать тут лишний шум. Сержанты резонно возразили, что шума было уже столько, что громче все равно не получится, и вызвали подкрепление.
В результате спустя час изумленным жителям Абрамцева на фоне прекрасного августовского утра предстала впечатляющая картина. Около двадцати машин, набитых сотрудниками разнообразных силовых ведомств, съехались на пепелище (которое, говорят, местные жители тут же прозвали «домом Павлова») и стали выяснять между собой отношения…»
Спицын не дочитал, смял в бешенстве свежий номер «Товарища либерала» и отшвырнул прочь. В кабинете кроме него были капитан Кудряшов и Денис Грязнов. Грязнов сидел на стуле, вытянув уставшие ноги, левая рука у него была забинтована ниже плеча. Кудряшов стоял, как верный пес, ожидая любой команды хозяина.
— Петр, выйди! — рявкнул Спицын на своего верного помощника.
Тот моментально выполнил приказ, и генерал принялся сверлить Грязнова взглядом.
— Ну что? — спокойно спросил Денис.
— С вас ведь взяли подписку о невыезде? — мрачно осведомился Спицын.
— Взяли, — с готовностью подтвердил Денис.
— Так что же вы?!
— А что я? Я разве удрал из Москвы? А расписку в том, что я буду позволять вашим сотрудникам везде и всюду за собой ездить, с меня, между прочим, взять не догадались. По-моему, никакого закона я не нарушил. Разве не так?
Спицын даже побелел от злости, но задержал дыхание, посчитал до пяти и медленно выдохнул.
— Это вы напрасно, — сказал Денис.
— Что напрасно?!
— Неправильно дышите. Правильно дышать, конечно, быстро не научишься, но есть, по крайней мере, элементарные вещи. Самураи вот, например, не принимали важного решения, не сделав семь глубоких вдохов и выдохов.
«Что этот наглец себе позволяет?!» — хотелось завопить Спицыну, но вместо этого он спросил:
— Почему семь-то?
— А я знаю? — пожал плечами Денис. — Я в этих японских делах — ни бум-бум.
По крайней мере, заговорил как человек, подумал генерал.
