Тата прислушалась к себе. Новое положение устраивало ее бессмертное начало. В душе царил праздник. Душа Никиты тоже ликовала.

Но…как-то неубедительно. Волшебный дар не обманешь. В Линеве жила отторгающая сила. Что-то в нем не принимало ни собственную любовь, ни ее чувство.

Что же?

— Зови свою братию! — велела Тата Никитиной душе и вся из себя девочка-лапочка предстала перед проявлениями индивидуальности любимого мужчины. — Вот, она я! — объявила уверенно, подразумевая краткую инструкцию к употреблению: мол, любите и жалуйте, холите и лелейте, и не обижайте!

— Это она! Она! — вспыхнуло радостью Либидо, — я вам рассказывало!

— Мало ли кто что рассказывал. Обозначьте, милая барышня, цель визита? — предложило Эго строгим, но вполне дружелюбным тоном.

Тата скромно улыбнулась. Когда на твоей стороне функция, ответственная за получение удовольствия (секс — лишь часть программы) и главный контролер (под началом: восприятие окружающего мира), волноваться нет причин.

— Имейте в виду, с ней греха не оберешься, — заявила полномочная представительница Подсознания Интуиция.

Высокая комиссия переглянулась в недоумении. Недобитая Кассандра со своими предсказаниями вечно портила обедню. Каждый дурак и так понимал: дамочка создана для греха, хоть и корчит из себя ангела. Что ж воду в ступе толочь и вещать прописные истины.

— Желаю установить дружеские отношения и взаимопонимание! — браво отрапортовала Тата.

— Врет! — снова влезла Интуиция. — Она хочет командовать!

Хотя чуйка опять была права, ее слова снова проигнорировали.

— Пошла ты! — не меняя интонацию, буркнула Тата и, словно оговорившись, исправилась, — я пришла… с миром. Линев меня любит, посему прошу благословить наш союз.

— Какая же она славная, — Либидо искрилось довольством, — просто прелесть…

— Эта прелесть внесет сумбур и не покой в жизнь Никиты, — Эго смотрело пустынно-заоблачным взором.

— Но со мной Никита познает много хорошего, — напомнила Тата.

— Чтобы понять и принять эту красавицу мне придется пахать и пахать, — обозначил свое отношение Ум.

— А мне потребуется ломать себя, — добавил Характер.

— Ребята, вы говорите, да не заговаривайтесь. Моя протеже, — Либидо бросилось на выручку, — очень ценный кадр. И если вы не понимаете этого, то напрасно.

— Ты бы не суетилось, а… — предложил Ум.

— Очень попрошу не указывать! Не то я, как рассержусь, как вытесню что-то полезное из сознания, как трансформирую какую чушь в какую-то хрень, попляшите тогда, поплачете, да будет поздно.

— Нас тут стращают или хотят разжалобить? Я что-то не пойму, — Характер встал на дыбы.

— Стращают, — пояснило разумное начало. — И вполне обоснованно. Поэтому Либидо обижать нельзя. Да и наша гостья, если честно, мне нравится. Умная и отважная особа. Мне с ней скучать не придется, так что я готов к конструктивному диалогу. Считайте, что я «за».

— Я тоже «за», — скромно призналась Душа, — очень «за». Очень, очень. Мне без нее ни как. Она — единственная, неповторимая, долгожданная, ненаглядная…

— Попрошу без агитации! — Эго оборвало признания. — А также без демагогии и пропаганды. Не на митинге. Судьбу, между прочим, решаем. Не хухры-мухры.

— А чего меня решать? — усмехнулась лениво Судьба. — Я уже определилась. Подходящая девушка. Беру. Заверните!

— Не вижу причин, соглашаться. Эта вздорная и авантюрная, умная и упрямая особа не привыкла уступать, не станет считаться с моим мнением, начнет совать нос во все дырки, навязывать свое мнение. Поэтому я — «против», — Характер решил стоять на своем.

— Попрошу! — вмешался Ум. — Что значит «против»? Решение должно быть единогласным.

— Кому должно? — возмутился оппонент.

— Мне в первую очередь, — Ум негодовал, — я не намерен работать в противоречиях. Взаимоисключающие команды меня деструктируют.

— И мне бы хотелось гармоничных отношений, — призналось Либидо, — я так полнее раскрываюсь.

— И я всегда мечтала о согласии, — объявила Душа.

— Что же это, господа-товарищи, делается? — возроптал Ум. — Все — за, а некоторые, особо одуренные, против. Разве так можно?! Судьба человека в руках злокозненного себялюбца погибает, а этим некоторым наплевать!

— Погибаю, — взвыла Судьба. — Линеву, наконец, повезло по-настоящему. Встретил классную бабу, втрескался по уши. Она влюблена, как кошка. И что же: отпускать? Мол, норов не тот?! Слушаться не будет?! Она, что же в служанки нанимается, в прислуги идет? Жену положено уважать, а не унижать. А уважение объединяет равных. В равенстве — сила.

— Ну, не знаю, — засомневался Характер. — У меня Убеждения, Привычки, Самолюбие. С этой братией, разве управишься? Вечно на рожон лезут. Нарываются. Пятый угол ищут. Им ваша дамочка не придется ко двору, можно даже не сомневаться.

— Тоже мне моду взял! Потакать всякому сброду! На поводу ходить! — вскипел Ум. — Совсем распустил свою шайку-лейку?! На голову сели, обнаглели, беспредел развели. Не справляешься? Так и скажи! Другого назначим. Желающие найдутся. У нас незаменимых нет!

— Уже и слова сказать нельзя… — пошел на попятный Характер.

— Нельзя, — отрезало рацио. — Ты мужской характер или хрен собачий? Вот и не ной, а прояви себя. Причем с лучшей стороны. Создай соответствие, не ломая никого, не унижая, не разрушая достоинства.

— Это ж работы от забора до обеда.

— Я тебе так скажу, — вмешалась в разговор Душа. — Женщина дана в управление мужчине. Мужчина дан в управление Богу. Вот и живи по Божьим заповедям: не убивай в женщине ничего живого, не кради у нее счастье, не прелюбодействуй, не лукавь, не желай выгод в союзе, тогда какой бы упрямой и категоричной не была бы наша гостья, все сложится лучшим образом.

Характер смолчал. Представил жизнь не в самоутверждении, а в согласии и понял: вот оно поприще для подвигов и славы, вот ристалище для грядущих свершений!

— Ладно, присоединяюсь к честной компании. Будь, по-вашему…

— Считайте тогда и мой голос, — сказала Интуиция. — Хотя барышня какая-то неопределенная, с «двойным дном», но такая загадочность, стоит признать, здорово интригует. Никите будет с ней прикольно.

Тата кивнула. Все шло к тому, что ее предприятие скоро увенчается успехом. Если, конечно, удастся переубедить оппозицию. То бишь, Гордость.

— Дура ты, — сказала Тата, шепотом, чуть слышно гипертрофированному чувству собственного достоинства, — идиотка и старая перечница.

Ответом послужил негодующий взгляд.

— И зачем ты голову моему Линеву морочишь? — продолжился монолог, — на гордых воду возят! И на тебе пора! Кобыла!

Глядя на Тату сквозными от ненависти глазами, давясь обидой и исступленной яростью, Гордость все же удержалась от встречной реплики, не вступила в перепалку. Не сочла возможным ругаться с наглой бабой, которая «закусив удила», втаптывала в грязь Никитины амбиции, тщеславие, высокомерие.

— …видишь ли, деньги она собралась зарабатывать?! А мне, что же, страдай?! С Книгой воюй, с нереализованным талантом разбирайся! Ну, уж, нет. Не будет, по-твоему. Не надейся!

— Если Никита не будет содержать тебя должным образом, ты сама его перестанешь уважать. Начнешь командовать, помыкать, — Гордость не выдержала и заговорила. Вернее, тоже зашептала: — А Никита ранимый, я его потому и защищаю.