превратился в прекрасный цветок, который раскрыв лепестки, уничтожил вокруг себя все.

«Жаль, горячая была ночка…»

За уже не существующими мостами, клубилась, оседала, укрывала руины пыль забвения.

«Можно, я на память оставлю воспоминания?» — спросила робко Тата

— Нет. Ты не сможешь предаваться им безучастно.

«Что ж, Никита Линев, прощай, мой воображаемый герой».

— Не ной, все пройдет, — утешил напоследок банальной и вечной мудростью внутренний советчик и, довольным исполненным долгом, временно ретировался.

Тата кивнула, конечно, пройдет, и прошептала чуть слышно:

— Прощай, Никиточка!

Женщина наклонилась, прошептала: «Прощай, Никиточка!», коснулась губ прощальным поцелуем и исчезла. Сон оборвался.

Линев глубоко вздохнул, открыл глаза, поморщился. В правом виске билась о стенки сосудов, как птица в клетке, отчаянная боль.

Дальше — хуже.

Никита щелкнул выключателем, шагнул из сумрачного коридора в ярко освещенную ванную и застыл. Перед глазами в суматошной суете замелькали неразборчивые картинки, на голову будто надели раскаленный обруч. Еще мгновение и тело сотряс сильнейший позыв к рвоте.

Следующий приступ случился на кухне.

Одного взгляда на язычки пламени, танцующие вокруг камфорки, хватило, чтобы в мозгу, словно взорвалась бомба. Перед внутренним взором опять закружился калейдоскоп видений, но уже более разборчивых. Плясала, потрагивая титьками, задирая ноги, творя непотребное, голая бесстыжая зеленоглазая баба.

«Это из моего сна, — толи понял, толи вспомнил Никита и рассердился. Интерес к новой клиентке обретал явно нездоровые формы.

Превозмогая тошноту, Линев заставил себя выпить кофе. Съел пару ложек овсянки — больше организм не принял — и стал собираться на работу. Дело это оказалось непростое. Двигаться, да и вообще шевелиться, не было ни сил, ни желания. Невероятно хотелось спать. Очень хотелось снова увидеть дурацкий сон.

Поддавшись соблазну, Линев закрыл глаза, и будто провалился в пропасть…

Стремительным взмахом руки Тата вырвала, как пучок травы, из подсознания Никиты собственный образ. Теперь ничего страшного не произойдет. Мужик продрыхнет пару часов, придет в себя, сообразит, что снилась какая-то чушь и забудет все, как это обычно бывает.

Во второй раз Линев проснулся в полдень. Голова была ясная, от утреннего недомогания не осталось и следа.

Занятый своими делами персонал чужой компании ни отсутствия, ни появление консультанта, практически не заметил. Только директорша, проходя мимо, сочла нужным поинтересоваться:

— Вас не было с утра. Что-то случилось?

— Я просто проспал.

— Вы себя хорошо чувствуете?

— Нормально, — пожал плечами Никита. — Все в порядке. А что?

— Наверное, мне показалось. В общем, если что в аптечке есть валидол.

— Мне не нужны лекарства!

— Вот и хорошо.

В туалете Линев учинил строжайший контроль своему отражению. «Вроде бы ничего особенного, — подумал, разглядывая темные круги под глазами и покрасневшие белки. — По сравнению с утренними «достижениями» — просто красавчик. И все же вечером отдохну».

Обычно вечерами Никита писал. Приобщившись как-то к классическому завету: «Можешь не писать, не пиши», он провел эксперимент и, выдержав неделю депрессии, убедился в победе творческого начала над здравым смыслом. С тех пор без оглядки на рабочую нагрузку, праздники и усталость он ежедневно хотя бы час-полтора уделял любимому делу. К счастью, усилия не были напрасными. Две книги вышли в свет и даже получили хорошие продажи. Публикацию третьей остановил кризис. В лихом 2008-м издательство, невзирая на выплаченный гонорар, не рискнуло вложить деньги в нового автора и отказалось от принятых обязательств.

Однако настоящая беда была в другом. Вопреки досужему мнению и историям из кино, гонорары за книги представляли собой столь мизерные суммы, что прожить на них без ущерба для здоровья не представлялось невозможным при всем желании. Невозможно было, пока, во всяком случае, и попасть в число хорошо оплачиваемых сочинителей, чтобы творить в свое удовольствие. И совсем уж невозможно было остановиться и перестать писать. «Можешь не писать — не пиши». А не можешь?

…Вечер за окном наливался темнотой и грустными мыслями о зеленоглазой директорше. В мозгу, словно на заезженной пластинке, унылым рефреном звучало: «Если бы она меня позвала, я бы…»

Словно в насмешку с улицы грянул нестойкий хор хмельных голосов: «Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую…». Никита тяжко вздохнул: глас народа отражал настроение как нельзя лучше и представил…Да, так славно, будто все происходило на самом деле. Он буквально почувствовал кожей тепло женского тела, естеством — влажную глубину, губами — вкус чужого дыхания. Он даже услышал страстный женский шепот: «Еще, еще…» перед тем, как окунуться в экстаз.

Утром, открыв глаза, Никита сначала крайне удивился: обычно даже перебрав, он добирался до постели, а тут проспал ночь на диване в гостиной, напротив проработавшего всю ночь телевизора. Следующей реакцией стал страх. Еще бы, в памяти, будто воочию, мелькали картинки вчерашнего пригрезившегося полового акта.

Это было уже слишком. С этим надо было что-то делать! Но что?

Мозг с готовностью подсказал решение. Правда, почему-то в виде картинки: маленький Геракл душит змею. Ага, сообразил Никита: значит, ему следует задушить интерес к зеленоглазой крале.

Воображаемый Геракл немедленно сжал пальцы. Раздался хруст, маленькая красивая головка бессильно провисла, но на последнем издыхании выплюнула жало.

Линев вздрогнул…

Основание мизинца пронзила боль. Показалось или нет, но ее источником была черная точка на коже…

Попытка приблизить ладонь к глазам не увенчалась успехом. Мышцы, будто парализованные (не ядом ли?) не слушались. Зато мысли неслись кувырком…

Подхваченный вихрем нового наваждения, Никита окунулся в свою сокровенную мечту, но переиначенную на иной лад.

Он мечтал о Доме и Саде — месте, где можно гулять, думать, писать, не размениваясь на суету. Как у Булгакова. Главное свойство великих книг — многогранность. О чем «Мастер и Маргарита»? О Боге, дьяволе, издержках советских реалий? Линев полагал: о борьбе Покоя и Суеты. Его Покой состоял из Дома и Сада.

Чаще всего Линев видел себя в кабинете. Просторная комната с окном во всю стену, огромный письменный стол, старинный, с множеством ящичков и выдвижных панелей, на столешнице чернильный прибор, литая медь и хрусталь. Окно в комнате постоянно раскрыто и легкая кружевная занавеска слегка колышется, будто дышит, чтобы навевать на хозяина кабинета вдохновение.

Кабинет — помещение рабочее. Для творческих замыслов существовала гостиная с камином и креслом. Там вечерами, сидя у огня, он смотрел на пляшущие языки пламени, вспоминал, фантазировал, мечтал.

Кресло стояло строго посередине каминного проема. Для второго кресла места в гостиной не было, так как присутствие гостей мечта не предусматривала. Дом находился в Пустоте и Тишине и имел назначение отгораживать, отстранять от всех и вся.