Призадумались гены. Сдать пятерых или всем миром полечь? Дама серьезная, силы не мерянной, вожжа под хвостом, вдруг не шутит?
Расступились ряды. Понурив непутевые головы, явились ответчики.
— Здесь стоять! Ждать вторжения! С места сдвинетесь, пожалеете!
И опять фиаско. Тата в отчаянии в секретарские ноги бухнулась:
— Веди, куда хочешь. Делай, что желаешь. Но скажи, что не так?
— Спешишь, лакомая моя, природа у парочки разная. Не бывать-с!
Тут-то разомлевший от приятного соседства клерк и совершил ошибку. Одну руку за пазуху Тате засунул в задумчивости или в забытьи грудь стал щупать. Другой под юбку полез. В волшебном Дальнем Никуда, как и заурядной реальности, всякий имевший власть старался превысить свои права. Но не такую попал. Зажав злодейские руки на месте преступления, Тата завопила что есть мочи:
— Помогите! Насилуют! Люди добрые!
Клерк задергался, зашипел: «Стерва!». А поздно. Кругом набежало видимо-невидимо.
— Обижают меня, сиротинушку! Совращают с пути истинного! Чести лишают! Что же это делается на белом свете? И сюда злыдни добрались! — орала Тата, размазывая по лицу несуществующие слезы и почти веря в угрозу посягательства и свершаемое насилие. Мелкий бюрократ, хилые ножки, спички-пальчики, ни как смог бы с ней совладать. О покушении на добродетель вряд ли бы и помыслил.
— Сама она, видит Бог, я бы никогда, — растерянно лепетал анти-герой.
— Так… — раздалось протяженное, будто эхо, восклицание. Откуда? Страшно и подумать! — Цирк устраиваем? Матросский танец с выходом?
— Я, я… — залепетал клерк.
— Молчи уж! Кого тут обижают? — Голос обрел твердость и стал похож на тот, с кем Тата беседовала на кладбище.
— Меня, — пролепетала Тата. — Меня, бедную, несчастную, помощи лишают. Один на один с бедой оставляют. И еще вдобавок насмехаются.
Голос приказал:
— Хватит выпендриваться! Переходи на нормальный язык. В чем суть дела?
Тата кратко изложила ситуацию.
— Дама знает о твоих стараниях?
— Нет, как можно?
— Благородство играешь!
— Вину искупаю! С совести пятна свожу! Какие тут игры.
— Ладно, тогда старайся.
— А сроки можно передвинуть? В виду непредвиденных обстоятельств?
— Надоедливая ты особа.
— Пожалуйста.
— Хорошо.
— У меня еще один вопрос…
— Будет тебе беременность! Не ной!
— Не мне, — закричала Тата. — Соседке.
Голос не ответил. Видимо, счел аудиенцию завершенной. Так и есть. Появился новый чиновник. Поважнее, посолиднее первого. Записал все подробно. А в завершение ошарашил:
— Запоминайте число, время, положение. Соседка твоя забеременеет двойней. Однако один ребенок умрет родами. Ясно?
— Ну, почему?
— Первенец вберет в себя несовместимость природ и погибнет. Второй останется жив.
— А еще рожать можно?
— Бабье и есть бабье! Только б плодиться! Посмотрим.
Тата скорчила обиженную гримасу, грудь вперед выставила и поперла:
— Жалко, что ли? Да?
— Ладно. Еще разик можно.
— Спасибочки! Благодарствую! Ручку пожалте, — опять ее понесло.
— Не паясничай! И дамочку свою приготовь…
Тата ввалилась к соседям с сияющими от возбуждения глазами.
— Сон видела! Вещий.
Мужчина и женщина смотрели на нее недоверчиво.
— Хотите ребенка?
— Ты, что смеешься?!
Тата чертыхнулась, вот напасть. И пересказала, что надо делать и как.
— Бред какой-то, — отмахнулась дама.
— Дело хозяйское. — Тата не очень расстроилась. На всякий случай она уже придумала план. Если соседи не послушаются, она нашлет на парочку страсть и покорность. А затем немножко «поиграет в куклы».
— Странная она, — сказала соседка и ушла готовить ужин.
— Странная, — согласился сосед.
Через час вернулись к теме.
— И выдумала же такое!
— Говорит, приснилось! Врет, наверное. Издевается.
Время 11.30. До назначенного срока оставалось десять минут.
— А вдруг, правда?
— Я тоже об этом думаю!
Лежали рядом, молчали, слушали тиканье часов.
Женщина первая не вытерпела:
— Обними меня.
— Мы попробуем?
— Ты хочешь?
— Конечно!
— А ты?
— Очень.
— Ты веришь?
— Не знаю.
— А я верю. Чувствую, нет, уверена, у нас все получится!
— Я начинаю.
— Еще рано. Подожди минутку.
О том, что соседка зачала, Тата узнала на следующий же день. Волшебный дар прямо с утра уловил наличие у женщины новой энергетики, привнесенной извне. Но спрашивать было неловко. Соседка призналась, когда живот мог заметить уже каждый.
— Мы ведь тебя тогда послушались.
— Вот и хорошо, — улыбнулась Тата и вздохнула с облегчением. Долг отдан, она свободна. Через девять месяцев и одну неделю, сидя у детской кроватки, соседка сказала:
— Второй ребенок умер. Какое горе.
Красный сморщенный младенчик лежал в кроватке и сопел приплюснутым носом.
— Зато этот жив. Какое счастье, — поправила Тата. Она держала «своего» малыша за ручку, перебирала пальчики, каждой клеточкой чувствуя гладкость и цепкую малость новой жизни. — Кстати, я снова сон про тебя видела.
— И что? — с тайной надеждой и готовностью отозвалась соседка.
— Приснилось, будто через год ты залетишь снова.
— Дай-то Бог. Хорошо бы.