Джузеппина Грассини только что вернулась из Парижа, где выступала в Гранд-Опера. Это было рискованное путешествие. Хотя, конечно, австрийцы и проавстрийски настроенные местные власти ни в коей мере не были заинтересованы в преследовании любимицы толпы. У них не было ни малейшего желания вызывать народные волнения.
В Париже певица пела главным образом для Наполеона Бонапарта, который с 13 декабря 1799 года был провозглашен первым консулом. Пока в Милане свирепствовали австрийцы и русские, которым город был отдан на разграбление вплоть до апреля, Париж переживал угар балов и праздников.
Джузеппине приходилось быть предельно осторожной, пока в Милане хозяйничал наводивший ужас русский генерал Суворов. Его солдаты безжалостно грабили, насиловали и устраивали бешеные пьяные драки на улицах.
Наполеон встретился с Джузеппиной в апартаментах на улице Шантерен, которые первый консул предоставил в полное ее распоряжение. Это была встреча не только любовников, но и старых друзей, поверяющих друг другу свои задушевные тайны. Тоска по Милану ни на минуту не покидала Бонапарта.
— Прочтите, моя дорогая, — сказал он, — что написал мне в ноябре Франческо Мельци д'Эриль.
Джузеппина прочитала трогательное послание. «L'homme, plus encore que le général, nous manuait»[20] — писал миланский аристократ из Сарагосы, где он был вынужден скрываться.
— Он умоляет меня изгнать ненавистных врагов, — сказал Наполеон.
— Вы даже не представляете, сколько людей, включая меня, подписались бы под этим призывом, — ответила ему Джузеппина.
— Когда французы были в Милане, — начал вспоминать первый консул, — вокруг меня суетилось множество придворных блюдолизов, но истинных друзей я мог бы пересчитать по пальцам. Многие вздыхали по Австрии, многие были недовольны нами. А теперь…
— Когда же вы вернетесь, чтобы освободить нас от австрийцев? — умоляюще спросила она, не забыв кокетливо улыбнуться.
— Очень скоро, — обещал Бонапарт.
— Но когда?
— Вы слишком многого требуете. Некоторые тайны не поверяют даже в тиши алькова.
Джузеппина покраснела.
— Я вас умоляю, друг мой.
— Еще до начала лета вы снова будете петь для меня в «Ла Скала».
— Обещаете?
— Обещаю.
Так Джузеппина примирилась с необходимостью вернуться в Милан, где контракт с импресарио Барбайей обязывал ее дать определенное количество выступлений в оперном театре. Но в душе она не могла не роптать. Такая досада! Ей пришлось уехать именно в тот момент, когда Наполеон начал посещать ее с рвением и пылом настоящего любовника, а его отношения с женой заметно охладели и прежняя бурная страсть к ней сменилась крепкой привязанностью, дружескими беседами и мудрыми советами.
По возвращении в Милан певица обнаружила послание от дона Джузеппе Ронкорони, приходского священника из Корте-Реджины. Письмо оказалось коротким и драматичным: мать Саулины давно уже страдала слабым здоровьем и хотела бы еще раз повидать свою дочь перед тем, как навсегда покинуть этот бренный мир. Вот почему этим холодным январским утром она приехала в Монцу и прождала почти час в приемной колледжа Святой Терезы.
— Вы прибыли сюда ради Саулины Виолы, — повторила сестра Клотильда, увидев, что певица отвлеклась, задумавшись о чем-то своем. — Итак?
Джузеппина заготовила убедительную речь, но холод, долгое ожидание и тон монахини разозлили ее.
— Мне нужно забрать ее отсюда на несколько дней, — решительно объявила она.
На непроницаемом лице монахини не отразилось ни тени негодования, вызванного требованием этой беспутной женщины: ведь Саулина была ее лучшей ученицей. Но истинная причина ее возмущения была не в этом. Саулина выбрала верную дорогу, а эта женщина своим присутствием могла отвлечь ее от занятий, размышлений и молитв, сбить с истинного пути.
— Вы не можете забрать ее отсюда! — категорически отрезала она.
— Это почему же? — осведомилась певица.
— Девочка только что перешла на четвертый курс.
— И что же?
— Прерывать занятия было бы крайне нежелательно.
— Нежелательно, но не невозможно.
— Девочка от этого пострадает.
— Синьорина, — напомнила ей Джузеппина, — находится под моей официальной опекой, и я не собираюсь обсуждать с вами свои намерения. Прошу вас свести процедуру к самому необходимому. Я и так уже потеряла слишком много времени в ожидании этой беседы.
Сестра Клотильда, умевшая читать между строк, почувствовала, что уверенность ее собеседницы проистекает из осведомленности о неких переменах, грядущих в самом скором будущем. Возвращение австрийцев и появление русских оказалось неистовым и бурным, как летняя гроза, но можно было со значительной долей уверенности предположить, что оно окажется столь же кратким. И больше, чем кто- либо другой, в курсе событий была эта певичка, напрямую связанная с Наполеоном Бонапартом. Сестра Клотильда вовсе не хотела приобрести врага в лице Бонапарта, который мог вернуться в любой момент.
— Я не собираюсь подвергать сомнению ваши полномочия. Но не считаете ли вы, что внезапное прерывание занятий в столь деликатный момент может повредить вашей подопечной? — спросила Клотильда с наигранным простодушием.
Джузеппину столь неожиданный разумный поворот событий застиг врасплох.
— Я поговорю об этом с Саулиной, — решила она.
Эта вторая пощечина достигла цели: монахиня не предусмотрела никакого пути к отступлению на такой случай.
— Я прикажу немедленно позвать ее, — и сестра Клотильда дернула за шнур, приводивший в действие колокол во внутренних покоях колледжа.
Спустя несколько мгновений на пороге появилась молчаливая и безответная маленькая монашка.
— Синьорину Саулину Виолу сюда немедленно, — негромко отчеканила настоятельница.
Саулина не заставила себя ждать. Она уже превратилась в женщину. В молодую женщину ослепительной и неприступной красоты. Ее сумрачный цыганский взгляд в обрамлении светлых локонов иногда вспыхивал подобно молнии. Хорошее воспитание несколько смягчило ее повадки, хотя и не смирило любопытства и не развеяло множества терзавших ее сомнений.
— Позволь взглянуть на тебя, — улыбнулась Джузеппина, обняв ее. — Сказать, что ты ослепительна, значило бы ничего не сказать, — заметила она с воодушевлением, даже позабыв ненадолго о ледяной стуже монастырской приемной.
— Прошу вас, синьора, — потупилась Саулина, смущенная комплиментами, прозвучавшими по- светски легкомысленно в монастырских стенах, в присутствии матери-настоятельницы.
Певица сменила тон и перешла прямо к делу:
— Ты должна поехать со мной, — сказала она.
— Но я не могу уехать с вами, мадам Джузеппина, — живо возразила девушка.
Чувствуя, что совсем замерзает, певица усилием воли сдержала вспышку негодования, которая ни к чему бы не привела.
— Объясни мне, по крайней мере, причину своего отказа, — сухо попросила она.
Сестра Клотильда торжествовала.
— Я ушла посреди урока латыни, — бесстрастно произнесла Саулина. — Мне нужно перевести