навязанные ей придворным лекарем. Согласно этим правилам, именно она должна была вовлекать очередную юную жертву в долгую и изощренную любовную игру, завершать которую предстояло ему. Он уверял, что эти несовершеннолетние, еще не созревшие девочки являются всего лишь посредницами. С их помощью он выражает свою любовь к ней. В этом была доля истины: Фортунато Сиртори любил самого себя, он любил жизнь, любил девочек, которых соблазнял, любил свою науку, но больше всего на свете он любил ее, Марцию.
Развратные действия, совершавшиеся, по уверению придворного лекаря, во имя добра, порождали в душе у Марции все более глубокое чувство вины. Проходило время, безнравственная купля-продажа, которую Фортунато вел с галантерейщицей Аньезе, продолжалась, а вера Марции надламывалась все сильнее.
И на этот раз, глядя на Саулину, Марция не испытала уже привычного блаженного забытья, которое всегда вызывали у нее пряные, волнующие ароматы курений. Вместо этого она ощутила смутную тошноту. Тонкий, любовно и тщательно сбалансированный механизм обольщения вышел из равновесия.
Нет, не было больше оправданий ни для нее, ни для ее развратителя. Столкнувшись с невинностью Саулины, Марция наконец изгнала своего злого демона.
Она понимала, что все еще является жертвой рокового обаяния этого человека, она отчаянно любила его, и не только за то, что он спас ей жизнь. Он разбудил в ней необузданную чувственность. Но она твердо решила, что больше не будет потакать его порочным прихотям.
С этой минуты он будет ее любить, не прибегая к посредству грязных уловок. А если не будет, что ж, тогда она его покинет, а может быть, даже найдет в себе силы убить его, чтобы спасти себя и безвестное множество таких, как Саулина.
Саулина устремила на нее умоляющий взгляд, и Марция заставила себя очнуться.
— Тебе здесь не нравится, правда? — спросила она.
— Не то чтобы мне не нравилось, — осторожно пояснила Саулина, — просто я не понимаю. Синьора Аньезе велела мне подняться, передать пакет и письмо и дождаться ответа. Я все сделала, как было велено, но ответа так и не получила. А если получила, значит, я его не поняла.
— Возможно, ты поймешь ответ со временем, — сказала Марция.
— Как это?
— Дай бог, чтобы ты подольше не понимала. Я на это надеюсь. А теперь послушай меня. Я решила, что не стану навлекать на тебя беду.
— Ну, если на то пошло, я и так в беде по горло.
— Здесь тебя ждет такая беда, что не приведи господь, — предупредила Марция. — Поверь мне.
— Мне показалось, что синьор Фортунато — добрый человек.
— О да, конечно. Только он немного сумасшедший. Ты слышала, как он разговаривает?
— Честно говоря, немножко странно, — согласилась Саулина.
— Вот что мы сделаем, — продолжала Марция. — Видишь эту дверь? — И она указала на потайную дверь, оклеенную теми же обоями, что и стена, и совершенно сливающуюся с ней. Ее присутствие выдавала только бронзовая ручка.
— Вижу, синьорина.
— Ты выйдешь через эту дверь, спустишься по лестнице и окажешься во дворе. Сразу поворачивай налево, там переулок, и он приведет тебя на улицу, параллельную той, по которой ты пришла.
— По лестнице во двор, — повторила Саулина, — потом в переулок.
— Вижу, ты все поняла.
— А как же Аньезе?
— О ней не беспокойся.
— Но она ждет меня внизу.
— Вот и пусть подождет. Беги от нее как можно дальше и от таких, как она.
— А синьор Фортунато?
— Я с ним поговорю. Не беспокойся, он поймет.
Саулина уже направилась к двери, но на самом пороге обернулась.
— А ответ, — спросила она, — каков же ответ?
— Вот тебе ответ, — сказала молодая женщина, протянув Саулине кошелек с монетами.
— Но зачем? — удивилась девочка.
— Затем, что они помогут тебе найти дорогу домой. Беги отсюда. Прощай, Саулина. Храни тебя господь. Если ты молишься, помолись и за меня.
Марция заперла дверь, за которой уже стихли торопливые шаги Саулины. Потом она взяла скрипку и заиграла простую веселую мелодию. Душа ее была легка, как бабочка. Она услыхала, как Фортунато Сиртори хлопнул в ладоши, призывая ее, но впервые за все время, что провела в его доме, не оторвалась от своей скрипки.
20
Сводница Аньезе была унижена, оскорблена, побита. Она была уничтожена. Сердце у нее колотилось, голова пылала. Она клокотала от негодования. Только многолетняя привычка сдерживаться и скрывать свои чувства помогала ей сохранять самообладание.
Казимиро и Обрубок со своего наблюдательного поста увидели, как она показалась из-за угла. Они ждали появления Саулины, но галантерейщица была одна.
— Она продала ее! — в ярости воскликнул безногий.
Оттолкнувшись от земли руками, защищенными обмотками из черной кожи, он вылетел, как пушечный снаряд, из дверей остерии, обогнал женщину, повернулся волчком вокруг собственной оси и остановился прямо перед ней, отрезая дорогу. Она чуть не упала.
— Ты что, убить меня хочешь? — завизжала сводня.
— Если придется, — мрачно ответил Обрубок из Кандольи.
Ее ярость мгновенно обратилась в страх.
— С ума сошел?
— Где девочка?
— Какая девочка? — притворно удивилась Аньезе, сделав большие глаза и хлопая ресницами.
— Ты уже сказала два слова лишних, — пригрозил Обрубок. — Еще одно — и я тебе все кости переломаю.
Душа у Аньезе ушла в пятки. Она ни минуты не сомневалась, что он на это способен.
— Пропала, — честно призналась Аньезе.
— Ты старая рыбачка, — сказал Обрубок. — Уж если золотая рыбка попалась в твои сети, ты ее из рук не выпустишь. Давай, сводня, выкладывай всю историю! В подробностях!
Видно было, что его терпение на пределе. Аньезе поняла, что разговора не избежать.
— Она перехитрила меня, Обрубок, — призналась сводня. — Эта девчонка обвела меня вокруг пальца.
И Аньезе принялась рассказывать все по порядку, проглотив свою оскорбленную гордость. Щека у нее все еще горела от полновесной пощечины, нанесенной придворным лекарем Фортунато Сиртори. Он проявил по отношению к ней такую плебейскую грубость, которой она даже заподозрить не могла в человеке его положения. Пощечина, оглушившая Аньезе подобно пушечному выстрелу, не только разрушила ее душевное равновесие, но и засыпала обломками тоненький золотой ручеек ее прибыльного ремесла.
— Проклятая сводня! — заорал на нее придворный лекарь, когда она отказалась верить, что Саулина сбе-жала.
— Я прекрасно понимаю ваше желание приобрести этот цветочек, — почтительно заговорила Аньезе, — потому-то я и привела ее к вам. И теперь вы не можете отказать мне в том, что мне причитается. Такое поведение недостойно вас.