крышами, салуны, школы, церкви и магазины. Город раскинулся в когда-то плодородной долине Канадской реки, и улицы его покрывала красная пыль, превращавшаяся весной в море ржавой грязи. Шел октябрь 1893 года, и Оклахома-Сити отмечал ровно четыре года, три месяца и пять дней с момента своего рождения. Немногие города могли определить свой возраст с такой точностью…

Выйдя на улицу, Конкэннон подозвал один из фиакров, выстроившихся у вокзала:

– Отвезите-ка меня в «Вояджер-отель», если он еще существует.

– Утром он был на месте, – ответил кучер. Конкэннон забросил свой саквояж внутрь повозки, напоминавшей с виду громадный ящик, и влез сам.

– Если вы предпочитаете не ехать по Банко-Эллей, можем сделать крюк.

Конкэннон почувствовал себя немного польщенным. Кучер принял его за респектабельного господина – по меньшей мере, за богатого коммерсанта. В этом было одно из преимуществ работы на Джона Эверса, требовавшего от своих подчиненных одеваться и вести себя как можно приличнее, особенно если им предстояло кого-нибудь убить, если того потребуют обстоятельства…

«Железнодорожная компания принимает на работу только порядочных людей. Порядочные люди не бывают убийцами. Судьи не сочтут их способными совершить убийство, если они будут хорошо одеты и хорошо воспитаны»…

Такой речью Эверс встречал каждого, кто приходил устраиваться на работу. И если претендент соглашался на предложенные условия, то первым делом бежал покупать самый красивый костюм из тех, что были ему по карману.

Но Конкэннон доказал кучеру, что внешность часто бывает обманчива:

– Крюк делать ни к чему.

Он по опыту знал, что рано или поздно окажется в этом квартале, где теснили друг друга бары, дансинги, игорные залы и публичные дома. Квартал (помимо прочих названий) был известен как «Адский уголок». Кучер пожал плечами и выехал на Банко-Эллей, восточную часть Гранд-Авеню.

Любой город – будь он большим или малым – имеет свой «Адский уголок». Не был исключением и Оклахома-Сити. Конкэннон откинулся на спинку сиденья и стал равнодушно разглядывать взлохмаченных проституток, пьяниц, сутенеров, ковбоев и прожигателей жизни. Профессиональные убийцы в куртках, оттопыренных револьвером 38-го калибра; покрытые шрамами мастера поножовщины; ничего не замечающие полицейские; молчаливые, свирепые, как тигры, дворняги… Все это и составляло образ «Адского уголка».

Они проехали Бэттл-роуд, где среди множества баров затерялась мэрия, потом Хоп-бульвар и Мэйден- Лэйн.

Развалившись на черном кожаном сиденье, Конкэннон холодным взглядом смотрел вокруг, слушал звуки, вдыхал запахи. У него было такое чувство, словно он вернулся домой. Когда работаешь в полиции, то большую часть жизни проводишь в таких вот «уголках».

Кучер свернул на Вест-Мэйн, и атмосфера сразу сделалась более респектабельной. Недавно отремонтированная проезжая часть была почти гладкой; для удобства благонравных состоятельных пешеходов были предусмотрены дощатые тротуары и деревянные навесы. Здесь располагались лавки с одеждой и украшениями, чайные салуны и даже театр. Здесь протекала спокойная, размеренная жизнь.

Когда экипаж повернул на Робинсон-стрит, Конкэннон резко выпрямился.

– Остановите вот здесь, – сказал он после секундного колебания. – И отнесите мой саквояж в отель.

Расплатившись с кучером, он шагнул на деревянный тротуар напротив того места, где на ветру печально колыхалась фанерная вывеска. Кафе «Файн и Денди». Сквозь стекло он увидел, как лысый потный толстяк, опершись на стойку, что-то говорил молодой женщине. Судя по всему, это были повар и официантка. Стойка была во всю длину зала; Конкэннон прикинул, что одновременно здесь могло обслуживаться человек пятнадцать. У окна стояли три столика, накрытые клеенкой. Странно, но в конце дня в «Файн и Денди» не было ни одного клиента. Конкэннон открыл дверь и вошел.

Его приход, казалось, почти возмутил повара, но тот все же заставил себя вежливо улыбнуться:

– Обедать уже поздно, а ужинать рановато. Но если вы хотите есть, могу предложить яичницу…

Конкэннон взглянул на витрину со сладостями:

– Нет, мне бы кусок пирога и чашку кофе.

– Вам пирог с яблоками или с вишнями? Яблоки только что привезли прямо из Арканзаса.

– Хорошо, с яблоками.

Конкэннон сел за ближайший стол. Теперь, попав сюда, он тщетно пытался решить, что же делать дальше. Что сказать вдове человека, который был его другом и однажды спас ему жизнь? «Извините, миссис, но мой начальник считает, что ваш муж был грабителем, да и за вас он не может поручиться»?

Пока повар резал пирог, Конкэннон смотрел на официантку. Теперь он понимал, почему Атена Аллард произвела впечатление на Джона Эверса. В ней было что-то такое, что можно скорее угадать, чем увидеть. Какое-то напряжение, сила сжатой пружины. Она была не слишком маленького роста, но худенькая фигурка придавала ей хрупкий вид. У нее были красивые черные волосы и детское лицо.

Она поставила на стол кофе и улыбнулась одними губами. Затем принесла пирог.

– Миссис Аллард, – сказал Конкэннон, – меня зовут Маркус Конкэннон. Я был другом вашего мужа, когда мы с ним работали в полиции Арканзаса.

Ее взгляд сразу стал враждебным.

– Что вам нужно? Вы репортер?

– Нет. Как я уже сказал, Рэй был моим другом. Я работаю в железнодорожной компании.