ведь! Публика вокруг такая! Только смотри.

– Но сестра ведь болеет, — всхлипнула тетка, — как не помочь близкому человеку.

– А посмотреть на нее не хотите? — вздохнув, спросила Шура.

Тетка, шумно кряхтя, поднялась. Вошли к матери в комнату. Тетка подошла к кровати. Мать открыла глаза и вздрогнула, испуганно посмотрела на Шуру.

– Покойники краше, — вздохнула родственница и оглядела комнату: — Сколько добра было! И где все? — Она сдвинула брови и посмотрела на Шуру.

– Что мать пропила, что украли. А что я продала. — Шура опустила глаза.

– Дуры две как есть, — покачала головой тетка. Потом вышла из комнаты: — Ну давай, показывай, где жить будем.

Шура открыла дверь в комнату.

– Маловато будет для нас двоих, — сказала Рая. — Мы в твою переедем, а ты здесь устроишься. Тебе одной в самый раз.

Тетка шумно разбирала вещи, покрикивала на Шуру. Валерик сидел на кухне.

Тетка спросила:

– Ну а ты чего думаешь? В смысле какие жизненные планы?

Шура сказала, что осенью хочет пойти в ПТУ, учиться на портниху.

– Учиться? — возмутилась тетка. — А работать кто будет? Жить-то на что? Моешь лестницы, и мой! А об учебе забудь! Не до учебы сейчас!

Шура поняла, во что превратится отныне ее жизнь и кто будет хозяйкой в доме. Она пошла в ванную и заплакала.

Жить как-то совсем расхотелось…

На Новый год отправились большой и шумной компанией к Саше на дачу. Таня взяла с собой Ляльку и Верку, которая поссорилась с Вовкой и была совершенно свободна. Лялька тоже пребывала в гордом одиночестве — Гриша уехал в Кронштадт к родителям. Добирались до места на электричке — шумно и весело. Дача оказалась огромной, с отдельным входом для прислуги, с голландскими печами, обложенными коричневой глазированной плиткой, с камином и огромной террасой с цветными ромбами стекол. Затопили печки и камин. Дом постепенно набирал тепло. Девчонки на кухне резали салаты, жарили кур и чистили селедку, ребята разгребали перед домом снег и наряжали на улице елку. Стол накрыли в гостиной, возле камина. Зажгли свечи. Было уютно и красиво, началось веселье: танцы-обжиманцы и песни под гитару. Потом все вывалились на улицу. Пили из бутылок шампанское и водили дурашливые хороводы вокруг украшенной елки.

Таня предложила девчонкам прогуляться по поселку. Вышли за калитку. Фонари тускло освещали дорогу и дома, стоящие в глубине участков. Таня плюхнулась в сугроб, раскинула руки и сказала:

– Всю жизнь мечтала полежать на снегу, и все никак не удавалось. А это, оказывается, так клево!

Рядом с разбегу плюхнулась Верка. Лялька, секунду посомневалась и тоже рухнула на спину.

– Смотрите, какое небо! — сказала Верка.

Девчонки посмотрели наверх. Небо было чернильно-черное, и звезды сияли ярко и четко.

– Большая Медведица, — мечтательно проговорила Таня. — А это Полярная звезда. Самая яркая.

– А это — астроном, — хмыкнула Лялька, кивнув на Таню. — Тебе бы в планетарии лекции читать!

– Дура! — отозвалась Верка. — Как всегда, все опошлишь!

– Вот бы звезда упала, — задумчиво продолжала Таня. — Желание бы загадали!

– Не знаю про звезду, а придатки мы точно застудим. А нам еще, между прочим, детей рожать! — откликнулась Лялька.

– «Девочка плачет, шарик улетел. Ее утешают, а шарик летит», — звонко и чисто запела Таня.

Верка подхватила:

– «Девушка плачет, жениха все нет. Ее утешают, а шарик летит».

– «Женщина плачет, муж ушел к другой, — тихо вступила Лялька. — Ее утешают, а шарик летит».

– «Плачет старуха, мало пожила. Ее утешают, а шарик летит», — чуть тише спела Таня.

– «А шарик вернулся, а он голубой», — быстро допела Лялька.

– Вставайте, дуры! — Верка поднялась и принялась отряхиваться от снега. — Лялька права — жопа уже вся ледяная. Точно — застудим. Все, что можно и нельзя.

Таня и Лялька нехотя поднялись.

– Чаю! Горячего! И с лимоном! И к камину! — крикнула Лялька. — И еще — портки переодеть! Лично я вся мокрая.

Побежали к дому, уютно сверкающему огнями, а там продолжалось веселье. Их отсутствия никто не заметил — все занимались своими делами. Таня села на маленькую лавочку перед камином, глотнула горячего глинтвейна и почему-то подумала, что этот Новый год она не забудет никогда. Странно — такие мысли!

Светик и Жанка готовились к Новому году ответственно. Еще бы! Гия и Леван пригласили их в ресторан, да еще в какой! В Архангельском. Жанка сказала, что это самое модное и клевое место. Ресторан стоит в густом сосновом бору, еда — оленина в горшочках, медвежатина. Старая русская кухня. А какой там ансамбль! Такой мальчик поет! И глаз не оторвать, и поет сказочно. В общем, вечер обещал быть веселым. Поехали в туалет на Кузнецкий Мост. Там, в подвале, была самая модная толкучка, купить можно было все, что хочешь: косметику, шмотки, обувь, бижутерию, американские сигареты. Только плати. Правда, иногда случались ментовские облавы, но это было заботой продавцов. Долго толкались, народу — тьма. Померить заходили в туалетные кабинки — ни черта не понятно, свет слабый, толчея. Вспотели, устали. Но — урвали! Вышли на улицу, перевели дух. Поехали мерить к Жанке. Светик купила платье из вишневого шифона — красота сказочная, сапоги на платформе — черный лак, сбоку цепочка. Жанка отхватила костюм — юбка гофре, пиджачок с кантом, тонкое джерси, цвет небесно-голубой. Черноглазой Жанке очень к лицу. У зеркала крутились пару часов и остались довольны. Пошли пить кофе и курить. Уф, ну и процедурка!

Гия и Леван заехали за ними на такси. Дорога шла вдоль заснеженного леса. Красота! Ресторан светился огнями, у входа стояла огромная наряженная елка, по всей округе раздавалась музыка. Зашли, разделись, сели за стол. Внутри — полный аншлаг. Люди солидные — мужчины представительные, дамы разодетые, сверкают бриллиантами. Светик и Жанка оробели, а ведь не из пугливых. Но началось веселье, выпили шампанского — и понеслось! Танцы до упаду, опять шампанское. Вышли прогуляться на улицу, подышали — и опять в зал. К шести утра язык заплетался, подкашивались ноги. В такси на обратном пути Светик прислонилась к Гии и тут же заснула. Жанка пела песни и все никак не могла угомониться. Светик проснулась — машина у Гииного подъезда. Поднялись на лифте. Снять сапоги не было сил. Гия смеялся и раздевал Светика. Перед сном в мыслях пронеслось: «Какой клевый Новый год! Вот это — настоящий праздник. Не то что дома с родителями». Потом вспомнила, что забыла им позвонить. Да ладно, успеется. Через десять минут она крепко спала.

Гия вышел на кухню. Попил воды. Закурил. Подумал: «Хорошая девка. Красивая. А что толку?» Докурил сигарету и тоже пошел спать.

Зоя помогала маме накрывать на стол. Салат оливье, селедка под шубой, пирог с капустой, жареная курица, советское шампанское — вкусное, полусладкое. К чаю торт «Прага», папа выстоял в кулинарии на Арбате два часа. Сели за стол, проводили старый год. Подняли тост за бабушку — она, как Ильич, строго и мудро смотрела с портрета. Посмотрели «Голубой огонек» и в три часа пошли спать, перед этим, конечно, убрав со стола и перемыв всю посуду. Просыпаться приятно в чистой и проветренной квартире.

Тетка Рая напекла пирогов — больших и кривоватых, с толсто защипанными краями. Шура нарезала винегрет, почистила селедку. Валерик, как всегда, с кривой и дурацкой ухмылочкой, довольно крякнув, поставил на стол литровую бутылку водки. Шура накормила мать бульоном, принесла чай и пирог. Мать помотала головой, заплакала, сжала Шурину руку и отвернулась к стене. Шура поцеловала ее.

– С Новым годом, мамочка.

Мать головы не повернула. Шура плотно укрыла ее одеялом и, чуть приоткрыв форточку, пошла к себе. Не включая света, легла на кровать и заплакала. Вспомнила, как совсем недавно — всего-то три года назад, так же, под Новый год, — мать крутилась на кухне, варила холодец, пекла малюсенькие, тающие во рту пирожки и свой знаменитый многослойный «Рыжик» с медом — язык проглотишь. Отец накрывал на стол —