несколько помягче) и бросили, оборванных, перепачканных грязью и глиной, на плюшевый диван.
– Развяжите им руки, – приказал Шалевич. Он сидел, забросив ногу на ногу, в комфортном кресле и прожигал плененных тяжелым, ненавидящим взглядом василиска. Дымилась сигара.
Сыщиков распутали. Дрожащая Екатерина мгновенно забралась с ногами на диван, свернулась калачиком, спрятала мордашку. Вернер покрывался красными пятнами, кожа на висках натянулась. Двое опекунов с каменными лицами воцарились над диваном, готовые при малейшем бунте крошить и ломать.
Молчание тянулось сонной черепахой. Шалевич поменял местами ноги, откинул голову – начал выпускать дым колечками. Высший пилотаж – красиво выпустить изо рта большое кольцо, а потом пропустить через него два маленьких! Весьма способствует самоанализу…
В дальнем углу гостиной равнодушно позевывал Коржак.
– Вы завалили работу, Максимов, – вкрадчиво начал Шалевич. – Вы проворонили гибель троих наших людей…
– Двоих, – уточнил в пространство Коржак.
Шалевич без восторга покосился на помощника.
– Хорошо, двоих… Сбежали с места происшествия, искалечили четверых охранников…
– Пятерых, – зевнул Коржак. – Астахов о баранку разбился. Перелом ребра – а то бы не орал.
– Пятерых, – согласился Шалевич. – Угробили машину стоимостью три ваших гонорара, повредили другую, довели меня до бешенства. Не думаю, что это здорово. Есть идеи, Максимов?
Смеяться хотелось до коликов. В такой глубокой заднице – вонючей, беспросветной, похожей на барсучью нору без выхода, – находиться еще не доводилось. Максимов попытался совладать с головной болью. Екатерина подняла мордашку, вынула из-под попки кулачок и смахнула слезинку.
– Есть идея, – кивнул Максимов. – Но для начала, Дмитрий Сергеевич, неплохо бы уяснить: вы действительно хотите поймать убийцу?
– Да хотелось бы узреть эту личность, – процедил бандит, – а также поговорить с заказчиком. Но что-то подталкивает меня к мысли, Максимов, что решение задачки вам не по зубам. Отпущенные сутки истекают. А значит, разговор меняет направленность…
Свалилась тишина. Шалевич иезуитски затягивал паузу. Коржак пристроил кулак под подбородок и уставился на Максимова в высшей степени заинтересованно: мол, а как у нашего героя с ущемленным самолюбием?
С ущемленным самолюбием у Максимова было все нормально. Неуместная сегодня штука, но от нее избавиться труднее, чем от геморроя.
– Как насчет пары часов, Дмитрий Сергеевич? – произнес он с достоинством. – Вывести убийцу на чистую воду и назвать имя заказчика – вернее… покровителя? С заказчиком уж сами.
Коржак почесал небритую щеку. Шалевич сверкнул глазами.
– Два часа – это много. Максимов. Час! Ни минутой больше.
– Перестаньте, что за глупый торг, – поморщился Максимов. – Не гуся ведь жарим. И пожар как будто не назревает. Полтора часа, Дмитрий Сергеевич. Ни минутой меньше. Полная свобода передвижений, беспрекословное содействие. И еще одно: моим коллегам необходимо переодеться, отдохнуть, привести себя в порядок. И дайте нам, в конце концов, выпить!
7
Часовая стрелка проползла четыре деления и задрожала, готовясь перепрыгнуть на пятое. Максимов обошел все закоулки, периодически натыкаясь на неспящих. Народ уже проведал про ночные события и хотел все знать. Кто-то не шифруясь провожал его взглядом, кто-то следил исподтишка. Ему было плевать – голова работала в режиме ошпаренной кошки, серое вещество дымилось и клокотало – он не видел людей. Много раз Максимов ставил себя на место преступника – что бы сделал он сам, поимей желание убить того или иного человека. Получалось довольно складно – образ убийцы вырисовывался из тумана. Но это был не тот образ, который предъявляется «общественному мнению» в качестве готового продукта. Не хватало существенных деталей. А главное – не хватало лица. Некомплект какой-то получался у Максимова.
Озарение пришло, когда он стоял в задумчивой позе, облокотясь на балюстраду южной лестницы, как оглоблей по затылку врезали… Ошарашенно повернул голову – ухватил жар-птицу за хвост. Тишина какая- то насупленная на этаже. Не было здесь никого. Были – и пропали. Но кто-то, без сомнения, здесь был. Коридоры и стены имели глаза, которые настороженно смотрели на Максимова… Он забыл об опасности. Возбудился, занервничал. Жарко стало – скинул куртку, бросил на руку. Он обязан дополнительно все хорошенько обдумать и совершить очередной круг по дому…
Нырнул в восточный коридор – как поезд ныряет в змеистый, неосвещенный тоннель – и всплыл на северной лестнице. Мысли роились в голове, щипали за темечко. Гробовая тишина подогревала азарт. Он спускался – неторопливо, ощущая приятную гладкость отполированных перил. У подножия лестницы ощутил сквозняк – кто-то приоткрыл северную дверь в сад. Он прошел мимо мутного плафона, миновал простенок, отделяющий «аппендикс» коридора от бассейна, и остановился, чтобы прикурить.
Над бассейном клубился коричневый полумрак. Лицезрение воды – пусть даже и ограниченной четырьмя стенами – должно настроить… Но незадача – шорох за спиной. Среагировал не сразу, потому что тормозил этой ночью, но рука с висящей на предплечье курткой тем не менее спасла. Машинально поднял ее на уровень груди. Неведомая сила взметнула тонкую кожу куртки. Он ощутил сильный толчок – отшатнулся на скользкую мраморную плиту, замахал руками, пытаясь сохранить баланс. Схватил чью-то руку – что за дела, граждане, мало ему досталось за две ночи?! – но уже позорно падал – понимал, что не может не упасть, и в последней попытке сотворить из падения благо упруго спружинил от кромки бассейна.
Он свалился в воду с таким оглушительным плеском, что, должно быть, переполошил весь дом. Страх пульсировал в висках. Нахлебавшись носом, оттолкнулся ногой от дна, всплыл и яростно заработал руками, удерживаясь на плаву. Над душой никто не висел. Полумрак, тоскливое одиночество. Вылезать из воды откровенно не хотелось. В полутьме выделялась лесенка из бассейна, куртка, лежащая у самой кромки. Никого. Но со стороны вестибюля уже топали люди…
Он вылез, отфыркиваясь, костеря свою тупость. Сел на пол, задумался. Прохладная вода не только прилепляет одежду к телу, но и несказанно бодрит…
– Искупались, Максимов? – спросили сдержанно над головой.
– Оступился, Коржак. – Он поднял мокрую голову и попытался улыбнуться. – Хороша водичка.
Начбез соорудил кривоватую ухмылку. Подбежали двое парней и, злорадно скалясь, остановились в отдалении.
– Даже не знаю, что вам сказать, – пожал плечами собеседник. – До вас в этот бассейн никто не падал.
– А не надо ничего говорить. – Максимов, скрипнув коленями, поднялся на ноги. – Будем считать, что вы ничего не видели. Ну упал – эка невидаль.
– Да мне без разницы. – Коржак цинично улыбнулся. – Можете и дальше тренироваться. Между прочим, время неуклонно летит, и в сухом остатке… – запястье с золочеными часами взмыло к насмешливым глазам, – у вас осталось тридцать две минуты.
– Про сухой остаток очень славно подмечено, – оценил Максимов. – В этом доме, кстати, найдется какая-нибудь одежда, желательно не с плеча покойника – а то я тут немного постирался?
– Почему бы нет? – Коржак не выдержал, рассмеялся. – У Кравца в апартаментах вполне сносный гардероб. Куда его? А насчет «плеча покойника» не волнуйтесь – умирал упомянутый господин вообще без одежды…
Коржак с охранниками удалились. Максимов стряхнул оцепенение, посмотрел им вслед. Медленно подошел к валяющейся куртке, опустился на колени. Приподнял ее двумя пальчиками. На полу под курткой лежала перчатка. Обыкновенная тонкая нитяная перчатка. Он невольно, падая в бассейн, стянул ее с руки напавшего. Подумав, опустил в мокрый карман. Подошел к плафону, осмотрел куртку. Как и следовало ожидать, преступный замысел имел-таки место. Затаив дыхание, вынул из полы булавку со сферической головкой и с любопытством начал рассматривать. Повезло сегодня Максимову. Не дошло изящное изделие до тела. А у кого-то в этом доме, похоже, крепко сдают нервы.
