Очень жаль, что никаких следов строфантина не обнаружено. Но мы старались…

– Да кто так ищет, бездельники! – вспыхнул мент. За спиной раздался громкий всплеск – Лизавета камнем ушла на дно.

– Очень жаль, – вежливо повторил Максимов. – Но мы привыкли искать не под фонарем, а там, где потеряли. Честь имею, господин полковник.

Уходя, он вновь поймал заинтересованный взгляд всплывшей Лизаветы.

В районе лестницы столкнулся с зазевавшимся охранником.

– Извините. – Сама любезность.

– С ноги сойди, урод… – налился бешенством страж. На переносице белел кусочек бактерицидного лейкопластыря.

– Простите, – Максимов сошел с отдавленной ноги. – Я такой неуклюжий. Не болит? – сочувственно показал на переносицу. – А вы алоэ попробуйте. Говорят, как на собаке зарастает. – И торопливо, пока не дали по кумполу, запрыгал по ступеням.

Дмитрий Марголин, референт Ухватова, лично сторожил покои шефа. Или просто так совпало – мялся у двери в апартаменты, шевелил губами. Эдакая вышка пожарная с интеллигентной физиономией, страдающая непомерной подозрительностью. На лбу – образование не менее Сорбонны. Уставился на Максимова как на дерзкого киллера с базукой за пазухой, сделал шаг, закрывая грудью дверь.

– Здравствуйте, – выдав улыбочку рекламного агента, сказал Максимов и с любопытством посмотрел на ботинки секретаря. Марголин проследил за его взглядом, тоже опустил глаза.

– Добрый день, – отозвался с неохотой.

– Настроение, как вижу, боевое, – похвалил сыщик. – Вы всегда сопровождаете Сан Саныча в деловых поездках?

Марголин наморщил лоб. Больше всего на свете он боялся сболтнуть что-нибудь лишнее. Молодой какой-то референт пошел у мафиозных боссов. Интересно, обо всем осведомлен?

– Почти всегда, – неохотно выдавил Марголин.

– Вы давно работаете на Ухватова?

Марголин размышлял целую вечность. За это время в коридор нагрянул Шалевич с сигарой в зубах, окатил Максимова бездной гадливости и удалился.

– Давно, – созрел Марголин.

– То есть в плане профессиональной деятельности у Сан Саныча от вас секретов нет?

Марголин старательно работал извилинами.

– А что?

– А у вас – от него?

– Простите?..

– Да нет, ничего. – Сценический образ до тошноты учтивого джентльмена начинал рушиться. Утомительное занятие. Еще один ответ в подобном ключе – и останется только материться. – Вы сущая находка для шпиона, Дмитрий, – оскалился улыбочкой леопарда сыщик. – К шефу пустишь?

– Минуточку, – засомневался референт. – Вообще-то Сан Саныч неважно себя чувствует… Я спрошу.

Высоким соизволением сыщика приняли. Распахнулись двери, и Максимов прошествовал в роскошные покои, где царил вычурный ампир и кондиционер исправно гонял воздух. Мягкий полумрак. Тонкий ковер с преобладанием красного. Просторный обеденный стол с золочеными накладками. Фарфоровые вазы на постаментах. Открытая дверь в кабинет – виднеется письменный стол красного дерева. В декоре стола воинственно поблескивают перекрещенные мечи – олицетворение власти Древнего Рима.

Смежив морщинистые веки, Сан Саныч восседал в массивном чиппендейловском кресле – весь во власти мировой меланхолии. Под рукой фужер с плоским донышком, на дне которого тонкой пленкой растянут коньяк. Музыкальный центр приглушенно выводил тревожную классическую увертюру.

– Есть успехи, Константин Андреевич? – приоткрыл усталые глаза Ухватов.

Максимов с любопытством огляделся:

– Непременно будут, Сан Саныч. Позвольте вопрос в лоб? Вас никогда не посещала мысль, что один из участников вашего, гм, совещания работает не на ваше общее дело? А на, скажем так, чужое общее дело? Понимаете, что я хочу сказать?

Вопрос был задан чересчур прямолинейно. Понять несложно – есть свое, а есть чужое… Ухватов не изволил меняться в лице. Он машинально потянулся к фужеру и принялся совершать им вращательные движения, создавая небольшую коньячную бурю. Несколько минут он безмолвствовал, медленно выпил, поднял глаза. Эмоции на морщинистом лице, хоть тресни, не читались.

– У вас имеются конкретные подозрения?

Максимов не смутился.

– А у вас? Полагаю, Сан Саныч, с вашей колокольни это виднее. Мое дело – расследовать убийство… Вы доверяете своему секретарю?

Ухватов вздрогнул. Сощурил глаза и посмотрел на Максимова как-то странно. Долго и пристально. От комментария воздержался.

– Подумайте, – пожал плечами Максимов, – горькая истина где-то рядом. Ваша воля – поверять ли мне свои секреты, а нам отраднее – меньше знаем, крепче спим.

– Что-то еще? – мрачно процедил Ухватов. Общаться с детективом ему явно расхотелось.

– Да, Сан Саныч. У нас отняли сотовые телефоны. Разрешите позвонить в офис?

– Звоните, – Ухватов подтолкнул суперплоский и какой-то микроскопический мобильник…

Олежка Лохматов надтреснутым от волнения голосом доложил, что агентство пока не сгорело, гостей нет, а скромный счет в Сбербанке сегодня утром пополнился на двадцать тысяч долларов и смотрится очень даже некриво. Можно полгода не работать – сидеть в начальственном кресле и регулировать движения финансовых потоков.

– А как у вас на Таити, Константин Андреевич?

– А почему ты спрашиваешь? – удивился Максимов. – Никогда не бывал на Таити? Все по-старому, океан, мулатки, цикады спать мешают. Позвони Маринке и передай, что со мной все в порядке.

А есть ли на Таити мулатки? – отключив телефон, засомневался Максимов. Хоть бы раз задумался. Надо у Вернера спросить – он знает.

Глаза Ухватова были полузакрыты. Намек предельно прост. Похоже, Максимов больно врезал старику по живому. Деликатнее бы надо. Положив на стол микроскопический телефон, он на цыпочках покинул помещение.

Горничная Юля в глубине коридора пылесосила ковровые дорожки. Жужжал агрегат. Максимов невольно загляделся. Любопытно наблюдать за девушками, когда они не знают, что на них смотрят. Эта девушка отдаленно напоминала актрису Софи Марсо. Такое же невинное, кроткое личико. Интересно, Софи Марсо представляет, с какого конца браться за пылесос? Максимов рискнул приблизиться. Девчушка вздрогнула и чуть не снесла античную вазу с древнеримским сюжетом. Максимов подставил плечо и спас громоздкую антикварную вещицу.

Горничная смотрела испуганно, но не без интереса.

– К вопросу о ботинках, Юлечка, – радостно сказал Максимов, – Кравец явился к вам, надеюсь, не босиком?

– Да нет, что вы. – Юля порывисто прижала ручонку к груди (прижала бы и вторую, но она была занята шлангом). – Но он был пьян до изнеможения, честное слово… Бросил все в кучу под кровать – и одежду, и обувь… А когда тело выносили, все и сгребли. Там и ботинки были, я помню. Такие кожаные, с заплетенными ленточками…

– Усвоено, – намотал на ус Максимов. – Счастливо поработать, Юлечка. Вы можете, кстати, вернуться в свою комнату, мы закончили. Дочитаете свой детектив – мы нашли его на полке.

– Это не мой детектив, – покачала головкой Юля, – это Женькин – второй горничной – ну той, которую домой отправили. Она глотает их как анальгин. А я читаю мало…

– Да и правильно, – засмеялся Максимов, – чтение портит глаза. Кстати, Юлечка, – он резко поменялся в лице, – когда вы учились в театральном училище, какая оценка у вас была по актерскому мастерству?

– Четыре, – машинально ответила Юля. И вдруг осеклась, сделала квадратные глаза. – Ой… а как вы