Совещание длилось третий день. Между делом уважаемые господа отдыхали – к чему располагало все: обстановка, время года. Бильярд, бассейн, озеро с неплохой рыбалкой (особая бригада, откомандированная от лесничества, разводит в озере серебристых карпов). Погодка на заказ. Природа, солнышко…

– Юля, вы меня простите, – учтиво обратился к горничной Максимов, – но, похоже, в этой драме вы являетесь главным действующим лицом. Стартуем с вас, не возражаете?

Давно ожидавшая этого горничная тем не менее еще больше побледнела и с новой силой стала тискать передник.

– Но поверьте, в этом нет моей вины, я сама не понимаю, почему так произошло…

Хорошая девочка, отметил про себя Максимов, наивная, смешная, а главное – невероятно скромная.

– Пожалуй, в этом есть доля моей вины, – глянув сыщику в глаза, налилась румянцем Надежда Борисовна, управляющая имением. – Но, видит бог, я не хотела никому навредить…

В двух словах все это выглядело так. Наблюдая за полковником Косаренко, предусмотрительно прихватившим из города девочку, на второй день работы Аркадий Николаевич Кравец крупно пожалел, что не озаботился тем же. Вдруг обидно стало. Работа – это, конечно, святое, но работа без отдыха – нонсенс и пустая трата времени. Мужчина представительный, конь в соку. Играй, гормон, все такое. Лизавета занята, Надежда Борисовна – особа честных правил, вольностей на работе не позволяет. Вот и начал Кравец охмурять горничную. То в углу прижмет, то проводит долгим взглядом – словом, знаки внимания ей всяческие оказывал. А куда исчезнуть девочке с этой большой «подводной лодки»? Тут Надежда Борисовна и намекнула Юленьке в завуалированной форме: дескать, не противься, девочка, расслабься, тебя не убудет. Проявишь фантазию – получишь удовольствие. Да и гостей надо держать в хорошем настроении – поскольку в том и состоит прямая обязанность прислуги. Словом, устройте друг другу праздник тела.

Юля – девочка незамужняя, женихом не обзавелась – противилась заигрыванию недолго. «Я приду к тебе сегодня, золотце», – похотливо урчал Кравец во время вечерней партии в американку, хлопая Юлю по упругой попке. Она как раз заправляла свежими фруктами так называемый сюрту-де-табль – зеркальный, оправленный в золоченую бронзу поднос с ножками-опорами в виде грифонов. Юля покраснела до ушей, но с обязанностями справилась. Эту сцену видели многие.

Грехопадения, впрочем, не случилось. Безжалостно комкая белоснежный передник, срывающимся от волнения голоском Юля повествовала, как Кравец в изрядном подпитии ввалился в ее комнату около часа ночи. Она как раз закончила наглаживать свежий фартук и собиралась принять душ. «Прими, киска, прими, – похотливо урчал Кравец, стягивая штаны. – Но не забывай: когда девушка раздевается и лезет под душ, маньяк уже где-то на подходе, гы-гы…» Она, исполненная ужаса, ускользнула в ванную, а Кравец между тем уже забирался в кровать.

Юля пустила воду на полную громкость и стала выжидать: а вдруг уснет? Сомнения терзали девушку. Ну уснет. И что с того? Все равно проснется. Не сегодня, так завтра. За теплое место горничной в богатом доме с окладом двенадцать тысяч надо платить.

Глотая слезы, она обмылась в самых ответственных местах и вышла из душа. И сразу почувствовала зловещую атмосферу… Страшно стало Юле. Но страх какой-то необычный, не связанный с домогательствами Кравца. Посторонний дух витал в комнате. Зловещий какой-то. Тишина звенящая в ушах. Ночник притушен до минимума, ветерок проникает в открытую форточку. Словно призрак вьется в воздухе… И Кравец под одеялом как-то странно дышит – укрытый с головой, одеяло отрывисто подрагивает. Но Юля отринула страхи – будь что будет. Обошла кровать со стороны окна и легла прямо в халате. Вытянула ноги, расслабилась. Пусть терзает. Но с Кравцом определенно творилось что-то загадочное. На Юлю не реагировал, из-под одеяла не проявлялся. Пыхтел, словно разбуженный вулкан. Кошмарное озарение снизошло на девочку: протянула онемевшую ручонку, прибавила свет и отогнула кончик одеяла…

Ужас махровый пронзил бедняжку. Кравец, волосатый и голый, исходил последними корчами. Лицо перекошено, на губах пена. Хватает воздух, захлебывается, но ничего не может поделать – не продохнуть. Последние конвульсии были просто безумные. Изогнулся дугой, захрипел и застыл. Затем рухнул, больно ударив Юлю кулаком по животу. У Юли перехватило горло. В глазах поплыло, потемнело. Она хотела крикнуть, позвать на помощь, но не смогла. Сама вдруг начала задыхаться. Сползала с кровати и вдруг случайно скользнула взглядом по окну. Мамочка! Такого звериного ужаса она никогда не испытывала! Штора отогнута, медленно колышется, словно человек, стоящий за ней, размеренно дышит, а на полу под шторой отчетливо видны два ботиночных носка!..

«Он рядом – убийца!» – пронзила Юлю страшная мысль. Проник в комнату, когда она терзалась в душе, вколол Кравцу яд, а услышав, что Юля скрипит шпингалетом, не успел выскочить, шмыгнул за портьеру. И сейчас ее убьет!!!.. Никогда бедняжка не занималась акробатикой, но в эту ночь сама не поняла, как перелетела через кровать, ударившись локтем о прикроватную тумбочку, олимпийскими прыжками допрыгала до двери и вынеслась в коридор…

– Минуточку, дверь была не заперта? – спросила Екатерина.

Юля замерла с открытым ртом, помедлила и пожала плечами:

– Наверное… Я ее просто отбросила… Я бы не успела убежать, будь она заперта, верно? Ну конечно! Аркадий Николаевич вошел – он просто прикрыл дверь, не запирая на задвижку, – сильно выпимши был… А мне и в голову не могло прийти закрыть за ним, у меня что, других проблем не было?

– Допустимо, – отмахнулся Вернер. – В пьяном виде люди редко запираются. Голова забита предстоящим свиданием, перекос в мозгах, все дела…

– Зигмунд ты наш, – пробормотала Екатерина.

– Человек за шторой – это, конечно, серьезно, – призадумался Максимов. – А скажите, Юлечка, вам не померещилось? Все же ветер в форточку, ткань колышется, мысли всякие в голове…

– Да вы что, – вздрогнула Юля. – Полагаете, я совсем сбесилась от страха?

– Про бешенство никто не говорит, – укорила Екатерина. – Но вот выпасть из реальности под воздействием вполне объяснимого фактора страха…

– Да никуда я не выпадала… Не знаю, как насчет ветра, возможно, вы и правы, но ботинки были самые настоящие.

– Мужские?

– Не скажу… Нет, правда. Обыкновенные носки. Темные.

– Дальше, Юля. Продолжайте, мы внимательно вас слушаем.

Итак, горничная выскочила в коридор. Горло отпустило, и она заверещала на весь дом. Бросилась налево по коридору, опять свернула налево, добежала до комнаты Надежды Борисовны и принялась биться в нее кулачками и прочими частями молодого тела. Управляющая выбежала в ночной сорочке, всклокоченная, взбудораженная, кинулась спросонок к пожарному щитку, но Юля ей что-то закричала, потащила за собой. Не пожар, сообразила управляющая.

У Юлиной двери столкнулись с Коржаком – шефом охраны. Он как раз прибежал с галереи и метался по коридору. «Кто орал?!» – «Я орала! – вопила Юля. – Он там! За шторой! Он убил Аркадия Николаевича и меня хотел убить!» Юлю оттолкнули – она мешалась как голодный кот на кухне – и вдвоем вломились в комнату – но никого там не нашли, только труп.

Надежда приводила в себя брызжущую слезами горничную, Коржак свистал по рации подчиненных. Ад царил кромешный. Трогать ничего не стали, вынесли лишь тело, Юлю на время переселили в соседнюю комнату, а под дверью взгромоздили рослую охрану. Весь день ругались, пытались обмозговать ситуацию, дождались экспертизы из морга, опять ругались…

– Это она виновата, нечего думать! – визгливо выкрикнул Косаренко, выстреливая пальцем в Юлю. Девочка съежилась, втянула голову в плечи.

– Она, она, – закивала согласная с любовником Лизавета. Ухватов на секунду вскинул глаза и брезгливо поморщился.

– Вот как? – удивился Максимов. – У вас есть серьезные основания обвинять эту несчастную девушку, господин полковник?

– Да знаю я! – зарычал мент. – Она же полный бред несет, ваша несчастная, послушайте! Какие-то ботинки, флюиды страха, блин… Умнее придумать не смогла!

– Она бы смогла, – улыбнулась Екатерина, – девушка неглупая.

– Не успела, какая разница! Помяните мое слово, господа, она и вкатила Аркашке яд!.. А вам, горе-