— Ты им действительно нравишься, Эбби. На днях, Джим разговаривал о тебе с моим отцом.
— Отлично, — пробормотала я.
— Эбби права, детка, — сказал Шепли. — Если она не приедет, Джим проведет весь день, изводя Трэва. Нет смысла портить им праздник.
Америка обняла меня за плечи.
— Ты все еще можешь поехать с нами. Ты больше не с ним и не должна продолжать спасать его.
— Я знаю, Мер. Но так будет правильно.
Солнце пригревало дома снаружи, а я стояла перед зеркалом, расчесывала волосы, и думала, что я справлюсь с нашей с Трэвисом аферой.
— Это всего лишь на один день, Эбби. Ты справишься, — сказала я, глядя в зеркало.
Притворство никогда не было проблемой для меня; но может стать, пока мы притворяемся, и это меня беспокоило. Когда Трэвис подбросил меня после обеда, мне пришлось принять решение. Решение, искаженное напускным счастьем, которое мы изобразим для его родных.
Тук-тук.
Я обернулась и посмотрела на дверь. Кары не будет дома весь вечер, и я знала, что Америка и Шепли уже в дороге. Понятия не имею, кто это может быть. Я положила расческу на стол и пошла, открывать дверь.
— Трэвис, — выдохнула я.
— Ты готова?
Я подняла бровь.
— Готова к чему?
— Ты сказала заехать за тобой в пять.
Я скрестила руки на груди.
— Я имела в виду пять утра.
— Ох, — сказал Трэвис, выглядя разочарованным. — Думаю, я должен позвонить папе и сказать ему, что мы все-таки не останемся на ночь.
— Трэвис! — завопила я.
— Я взял машину Шепа, так что нам не нужно будет мучиться с сумками на мотоцикле. Дома есть свободная спальня, которую ты можешь занять. Мы можем посмотреть фильм или…
— Я не останусь у твоего отца!
Его лицо помрачнело.
— Окей. Я, эм… Увидимся утром.
Он сделал шаг назад, и я закрыла дверь, прислонившись к ней. Во мне бурлили эмоции, и я раздраженно вздохнула. Разочарованное лицо Трэвиса было еще свежо в моей памяти, когда я открыла дверь и вышла, увидев, как он медленно бредет по коридору и набирает номер телефона.
— Трэвис, подожди. — Он обернулся и от его взгляда, полного надежды, у меня заныло в груди. — Дай мне минуту, чтобы взять несколько вещей.
Улыбка облегчения и благодарности расплылась на его лице, и он прошел в мою комнату, наблюдая с прохода, как я закидываю вещи в сумку.
— Я все еще люблю тебя, Голубка.
Я не оборачивалась.
— Не стоит. Я делаю это не для тебя.
Он громко втянул воздух.
— Я знаю.
Всю дорогу к дому его отца мы молчали. Казалось, даже воздух в машине был пропитан нашей нервозностью, и было тяжело сидеть ровно на холодных кожаных сидениях. Когда мы приехали, Трентон и Джим вышли к нам с улыбками на лицах. Трэвис достал наши сумки из машины, и отец похлопал его по спине.
— Рад тебя видеть, сынок. — Его улыбка стала еще шире, когда он перевел взгляд на меня. — Эбби Абернати. Мы ждем-не дождемся завтрашнего ужина. Прошло много времени с тех пор, как… В общем, прошло много времени.
Я кивнула и последовала в дом за Трэвисом. Джим положил руку на свой выступающий живот и ухмыльнулся.
— Я выбрал для вас комнату для гостей наверху, Трэв. Не думал, что ты предпочел бы бороться за место с одним из близнецов в своей комнате.
Я посмотрела на Трэвиса. Было тяжело наблюдать, как он изо всех сил пытался что-то выдавить из себя.
— Эбби, эмм… она будет, эмм… она будет спать в гостевой комнате. Я — в своей.
Трентон сгримасничал.
— Почему? Она же жила у тебя дома, разве нет?
— Не в последнее время, — ответил он, отчаянно пытаясь избежать правды.
Джим и Трентон обменялись многозначительными взглядами.
— Комнату Томаса годами использовали как склад, и я собирался отдать ему твою комнату. Думаю, он может и поспать на диване, — сказал мистер Мэддокс, глядя на жалкие, блеклые подушки в гостиной.
— Не волнуйтесь об этом, Джим. Мы просто хотели проявить уважение, — я улыбнулась, дотронувшись до его руки.
Его смех раздался по всему дому, и он похлопал меня по руке.
— Ты ведь знакома с моими сыновьями, Эбби. И знаешь, что меня практически невозможно обидеть, черт возьми.
Трэвис кивнул в сторону ступенек, и я пошла за ним. Он открыл дверь с ноги и поставил сумки на пол, вначале посмотрев на кровать, а затем поворачиваясь ко мне.
Комната была отделана в коричневом цвете, пол укрыт потрепанным ковром. Стены были грязно- белыми, с потрескавшейся краской в некоторых местах. Я заметила только одну рамку на стене, с фотографией Джима и матери Трэва. Фон был голубого цвета, типичным для портретной съемки в студии, выделявшим взлохмаченные волосы и юные улыбающиеся лица. Должно быть, она была снята до рождения мальчиков, оба выглядели не старше двадцати.
— Прости, Голубка. Я буду спать на полу.
— Естественно будешь, черт возьми, — сказала я, собирая волосы в хвостик. — Не могу поверить, что ты уговорил меня пойти на это.
Он сел на кровать и потер лицо в отчаянии.
— Это будет полная фигня. Не знаю, о чем я думал.
— Зато я знаю о чем. Я не тупая, Трэвис.
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
— Но ты все равно пришла.
— Мне надо все приготовить на завтра, — сказала я, открывая дверь. Трэвис встал.
— Я помогу.
Мы почистили горы картофеля, порезали овощи, поставили размораживаться индейку и начали готовить слои для пирога. Первый час прошел в более чем неудобной обстановке, но затем приехали близнецы и все собрались на кухне. Джим поведал веселые истории о каждом из мальчиков, и мы смеялись над его рассказами о прошлых Днях Благодарения, которые были настоящей катастрофой, когда они пытались что-то приготовить, а не просто заказать пиццу.
— Диана была великолепным поваром, — задумчиво сказал Джим. — Трэв не помнит, но нам даже не стоило пытаться, после того, как она умерла.
— Никакого давления, Эбби, — усмехнулся Трентон, доставая пиво из холодильника. — Давайте достанем карты. Я хочу попробовать вернуть хоть малую часть тех денег, что забрала Эбби.
Джим покачал пальцем перед сыном.
— Никакого покера на этих выходных, Трент. Я достал домино, пойди и принеси. Никаких пари, черт возьми. Я все сказал.
Трентон покачал головой.