спросила она.

Паркер смутился и быстро кивнул. Эмбер, с отвращением на лице, пожала мне руку, а затем перевела взгляд на Трэвиса и посмотрела так, будто увидела врага.

— Приятно познакомиться… наверное.

— Эмбер, — в голосе Паркера послышалось предупреждение.

Трэвис засмеялся, и открыл для них двери. Паркер схватил Эмбер за руку, и они скрылись в доме.

— Это было… так неловко, — я покачала головой и спрятала руки в рукава, облокачиваясь на перила. Было холодно и на улице гуляло всего несколько пар.

Трэвис все еще улыбался. Даже Паркер не смог испортить ему настроение.

— По крайней мере, он не делает попыток вернуть тебя.

— Мне кажется, он не столько пытался вернуть меня, сколько держать подальше от тебя.

Трэвис сморщил нос.

— Однажды, он отвел одну девушку домой, после меня. Теперь он ведет себя так, будто взял за привычку приставать к ним и спасать каждую первокурсницу, которую я поимел.

Я сердито посмотрела на него уголком глаза.

— Я тебе когда-нибудь говорила, как сильно я ненавижу это слово?

— Прости, — сказал он, прижимая меня к себе.

Он подкурил сигарету и сделал глубокий вдох. Струйка дыма, которую он выдохнул, была тоньше, чем обычно — она смешалась с морозным зимним воздухом. Он повернул руку и долго вглядывался в свое запястье.

— Это очень странно, если я скажу, что эта новая тату не стала моей любимой, но я чувствую себя спокойнее, зная, что она там?

— Довольно странно, — брови Трэвиса взметнулись и я засмеялась. — Шучу. Не могу сказать, что я тебя понимаю, но это мило… в стиле Трэвиса Мэддокса.

— Если мне так хорошо от того, что оно на моей руке, то я даже не могу представить, как я себя почувствую, когда надену кольцо тебе на палец.

— Трэвис…

— Через четыре или, возможно, пять лет, — добавил он.

Я втянула воздух.

— Нам нужно сбавить обороты. Сильно сбавить.

— Не начинай, Голубка.

— Если мы будем продолжать в том же духе, то я окажусь голой-босой и с ребенком в животе еще до окончания университета. Я не готова съехаться с тобой, не готова к кольцу, и я определенно не готова остепениться.

Трэвис схватил меня за плечи и повернул лицом к себе.

— Это же не разговор на тему «Я хочу встречаться с другими парнями», так ведь? Потому что я не собираюсь тебя ни с кем делить. Нет, черт возьми.

— Я не хочу никого другого, — раздраженно сказала я. Он расслабился и убрал руки с моих плеч, хватаясь за перила.

— Тогда, что ты имеешь ввиду? — спросил он, глядя на горизонт.

— Я имею ввиду, что нам нужно притормозить. Вот и все, — он кивнул, явно недовольный. Я дотронулась до его руки. — Не злись.

— Такое чувство, что мы делаем шаг вперед и два шага назад, Голубка. Каждый раз, когда я думаю, что мы понимаем друг друга, ты закрываешься от меня. Я не понимаю… большинство девушек просто выносят мозги своим парням, чтобы они стали серьезными, поговорили о своих чувствах, сделали следующий шаг…

— Я думала, мы решили, что я не похожа на большинство девушек.

Он разочаровано опустил голову.

— Я устал гадать. Как ты себе представляешь, к чему это все идет, Эбби?

Я прижалась губами к его рубашке.

— Когда я думаю о своем будущем, я вижу тебя.

Трэвис расслабился и прижал меня ближе к себе. Мы оба стали наблюдать за облаками, дрейфующими по ночному небу. Темное здание университета было усеяно светильниками. Гости вечеринки грели руки в плотных рукавах своего пальто, пытаясь сохранить тепло дома братства.

Я заметила то самое спокойствие в глазах Трэвиса, которое удостоилась увидеть всего пару раз, и мне пришло в голову, что, как и в прошлые разы, его довольное выражение было результатом моих действий.

Я видела, какую неуверенность в себе испытывали люди, переживая одну полосу неудач за другой; мужчин, которые боялись своей собственной тени. Было легко бояться темной стороны Вегаса, которой, казалось, никогда не касался неоновый свет и блеск огней. Но Трэвис Мэддокс не боялся драться, или защищать кого-то, о ком он заботится, или смотреть в сердитые глаза униженных женщин, которых он использовал. Он мог спокойно зайти в комнату и смотреть сверху вниз на человека в два раза больше него самого, будучи уверенным, что никто не может и притронуться к нему — что он был непобедим, и никто не сможет заставить его упасть.

Он ничего не боялся. Пока не встретил меня.

Я стала той частью его жизни, которая была неизвестной, темной лошадкой, переменной, которую он не мог контролировать. Независимо от того, сколько счастья я ему принесла, в другое время каждого дня, волнение, которое он чувствовал без меня, было в десять раз хуже, чем в моем присутствии. Гнев, который одолевал его и раньше, сейчас становился все труднее управляемым. Становясь уже не таинственным и специфическим. Я стала его слабостью.

Так же, как и для своего отца.

— Эбби! Вот ты где! Я искала тебя повсюду! — сказала Америка, вваливаясь через дверь. Она подняла свой мобильный телефон. — Я только что разговаривала по телефону со своим отцом. Мик звонил им прошлой ночью.

— Мик? — мое лицо исказилось от отвращения. — Зачем он звонил им? Америка подняла брови, как- будто я должна была знать ответ.

— Твоя мать все еще донимает его.

— Что он хотел? — спросила я, чувствуя боль. Она поджала губы.

— Узнать, где ты.

— Они не сказали ему, не так ли?

Лицо Америки исказилось.

— Он твой отец, Эбби. Папа чувствовал, что он имел право знать.

— Он собирается приехать сюда, — сказала я, чувствуя, как глаза горят. — Он собирается приехать сюда, Мер!

— Я знаю! Прости! — сказала она, пытаясь обнять меня. Я отстранилась от нее и закрыла лицо руками. Знакомая пара сильных рук легла на мои плечи.

— Он тебе не навредит, Голубка, — сказал Трэвис. — Я не позволю ему.

— Он найдет способ, — сказала Америка, с тяжелым взглядом. — Всегда находит.

— Я должна выбраться отсюда.

Я накинула на себя пальто и потянула за ручку французских дверей. Я была слишком расстроена, чтобы останавливаться не пытаться одновременно толкнуть дверь и нажать на ручку. Как только по моим замерзшим щекам потекли слезы разочарования., Трэвис накрыл своей рукой мою. Он надавил, помогая мне нажать на ручку, а другой рукой открыл дверь. Я посмотрела на него, осознавая, как глупо себя веду, ожидая увидеть замешательство или разочарование на его лице, но, вместо этого, он смотрел на меня с пониманием.

Трэвис приобнял меня рукой и мы прошли в дом, спустившись по лестнице и пробравшись сквозь толпу к входной двери. Трое пытались заговорить со мной, пока я четко двигалась к выходу.

Америка вытянула руку и схватила мое пальто, останавливая меня.

— Эбби! — прошептала она, показывая на небольшую группку людей.