'Марина, — я виновато улыбался от уха до уха, — а знаешь, я в тебя был влюблен… немножко… Но нам не по пути. У меня есть любимая, у тебя любимый… Ладно… я пойду, пожалуй…'
'А ты заходи еще, Бальгар… Может, принесешь еще сказок?'
Конечно, я приду. Конечно, принесу. Конечно…
Узлы развязываются. Все встает на свои места. И я знаю, к чему ведут эти ступени: к вершине, с которой я прыгну и — как Нео — научусь летать или упаду. Прыжок намечен на завтра.
Я готовлюсь как в бой…
214. 15 июня 2003 г
Озеро кипятка в моей душе перелилось через берега. Оно заполнило грудь, голову… голова кружилась; кровь стучала в висках… казалось, сейчас этот невыносимый кипяток потечет из ушей, из носа, из глаз; казалось, он будет красный, как кровь, и я им захлебнусь… И тогда я заставил себя сказать: 'Джулай… я люблю тебя очень… очень… люблю…' Она обняла меня и ответила: 'Я тоже люблю тебя, Бальгар…' и заплакала навзрыд…
Кипяток превратился в космический холод, от которого меня трясет до сих пор…
215. 16 июня 2003 г
—Облако с разорванным брюхом
По небу летело облако с разорванным брюхом, а в подставленную ладонь падали звезды, и юный бог приветствовал новый день.
Если бы не облако… 'Нет, так не годится,' — подумал бог, вышел из дома и полетел посмотреть, что происходит.
А ничего особенного не происходило. Он попал под дождь(а тогда он еще не знал, что такое дождь) и промок. Облако же растворилось в синеве без объяснений.
Пока бог шел домой, между камней пробивалась трава, а стремительно темнеющее небо проявляло крупные звезды и два лунных серпика…
Ах да, он шел домой… Груда серого, побитого коррозией металла с обрывками краски, напичканная мигающими лампочками и изумрудно-зелеными экранами. Три дня назад бог родился: он открыл дверь стеклянной капсулы и вышел наружу, мокрый и покрытый какой-то слизью. Он шлепал по бесконечным коридорам, неся в мозгу странную, единственную фразу: 'Через семь дней ты все вспомнишь…'
Что такое это все, он не знал. Знал бы, ни за что бы не вышел наружу без скафандра, а вышел бы — так задохнулся. Знал бы, так ему и в голову не пришло бы, что, оказывается, можно летать просто пожелав этого…
Он был свободный и чистый, как юный бог, и его ничто не тянуло ни к земле, ни к смерти, ни к страху, ни к грусти, ни к монологам, ни к воспоминаниям…
Семь дней…
Потом бог вспомнит, что раньше должен был дышать, есть и пить; спать; что летать мог только в мечтах и этот самый естественный для человека дар не проснулся бы, даже если б он падал со смертельной высоты… ах да, еще раньше он обязательно должен был состариться и умереть; болеть; страдать; ходить по земле пешком; знать такие простые вещи как: ты не можешь прыгнуть на десять метров, ты не можешь жить без тепла и пищи… ты не можешь выжить на Марсе…
Семь дней… знания вернутся, но уже не будут иметь над ним власти… К свободе привыкаешь быстро и навсегда, особенно к такой свободе…
Где-то на далекой Земле весь научный мир встал на уши, сутками не отлипая от экранов, передающих кадры с Марса…
А юный бог шел, не касаясь земли, и вокруг него распускались цветы…
(16 июня 2003 г)
216. 17 июня 2003 г —Стакан света
В одном городе по вечерам ходили меж домов люди в синем. Они брали пустые стеклянные шары, наливали в них солнечный свет и развешивали на тонких узорных столбах с крючками, чтобы освещать темные улицы.
Заключенный в стекло свет привлекал ночных бабочек, и они кружили и мерцали во мраке, как волшебные искры…
А свет потихоньку уходил, и к восходу солнца фонари постепенно гасли. Утром стеклянные шары были совсем пустые…
Зато просыпался город, растревоженный первыми лучами восхода; а люди в синем уже катили по дорогам цветастые тележки с бубенчиками.
Со всех окрестных домов к ним бежали дети, только что проснувшиеся, босоногие, взъерошенные — еще бы! солнечный свет в разлив всем желающим! Просто подходи со своим стаканом — даже платить не надо.
…тогда все-все люди в городе были вечными детьми…
…Люди в синем брали золотые половники и разливали золотистый свет в подставленные стаканы, кружки и ладошки. Он был теплый и сладкий, и не похож ни на какой сок…
Так было заведено в этом городе, жители которого были дружны с солнцем, были беззаботны и веселы…
Но наступил день, когда в предрассветных сумерках зазвенели знакомые бубенчики… Несколько ребятишек выбежали на улицу и увидели человека в черном, с серебряным половником в руках.
'Лунный свет,' — сказал он, разливая по кружкам серебряный напиток, который был прохладным, как вселенская грусть…
…кто пил лунный свет, тот уже не ребенок…
А на следующий вечер несколько улиц уже освещали стеклянные шары, в которых трепетал запертый лунный свет…
С тех пор установилось равновесие, а всеобщая беззаботность разбавилась романтической грустью.
