* * *
Обратно нас никто не повез. Проклиная все на свете, мы тащились по снегу к посадочной полосе, и во время пути я так замерзла и проголодалась, что, вспомнив про творог, не поверила своему счастью. Дул пронизывающий ветер, отрывалась рука, в которой я тащила сумку секретарши, над ухом ныла Кира Ивановна, умоляя оставить ее в этом благодатном месте, но я все равно с наслаждением жевала вязкую кислую массу, положенную мне дедом в качестве завтрака. Один раз от подмерзшего творожного брикета откусила Жанна, Аркадий же Всеволодович от угощения отказался. Устроившись в салоне самолета, Кира Ивановна начала понемногу приходить в себя. Как только мы поднялись в воздух, она хлебнула из фляжки кофе, предложенный Жанной, и возбужденно проговорила:
– Ну и жулье эти сектанты! Я сразу их, голубчиков, раскусила!
– Ну конечно, вы же самая прозорливая из нас, – согласилась я, зная обидчивый характер секретарши. – Кира Ивановна, лучше припомните, вы Феликса Беляковича в Янтарном городе не видели?
– Феликса? Нет, не видела, – растерянно пожала плечами старушка.
– Откуда здесь Беляковичу взяться! Ведь ясно, как божий день, что Феликс сбежал с раковиной за границу, – раздраженно заметил Аркадий Всеволодович. – Даже странно, почему Лидия его покрывает?
Сидя в тесном салоне самолета, мы с Жанной то и дело пытались пристроить поудобнее ноги, подсовывая их под необъятную сумку секретарши. Но домашняя утварь, вылезающая сквозь прорехи в бауле, не давала нам этого сделать. Наконец журналистка не выдержала и, заталкивая унтом в сумку половник, сердито зыркнула на секретаршу и раздраженно спросила:
– Слушайте, Кира Ивановна, а что у вас с сумкой? Почему она такая рваная? Вы что, ее ножницами резали?
– Понятия не имею, это же не моя сумка, – благодушно откликнулась старушка, разрумянившаяся от кофе.
– Не ваша? А чья? – удивилась я, внимательно рассматривая баул у себя под ногами. Логотип с буквами «ВС», красовавшимися на боковом кармашке, показались мне странно знакомыми. Я сразу же вспомнила, что видела точно такие же, когда Аркадий показывал фото Феликса. Эти буквы отчетливо виднелись над головой начальника безопасности Культурного центра, и это, насколько я теперь понимала, было отнюдь не случайное совпадение.
– Дело в том, – терпеливо начала объяснять Кира Ивановна судьбу сумки, – что решение ехать в Янтарный город посетило меня внезапно.
Она пошевелила пальцами, подбирая слова, чтобы объяснить свое состояние в тот момент, и радостно выдохнула, найдя подходящее определение:
– Как озарение снизошло, вот. После очередного собрания я подошла к Гуру Ма и сообщила ей, что прямо сейчас готова отписать обществу «Истина Соло» свою квартиру, чтобы стать «пятитысячницей» и улететь на Алтай. Лидия воодушевилась и сказала, что мне невероятно повезло, – как раз этой ночью в Янтарный город летит вертолет с братьями и сестрами, заслуживающими лучшей жизни. Мне только и надо собрать вещи и подъехать к одиннадцати часам вечера к Культурному центру. Нас посадят в автобус и отвезут к вертолету, на котором мы и отправимся к Моне Роз. В первый момент я обрадовалась, но потом вспомнила, что мне не во что уложить вещи. Большой сумки я не имею, чемоданы для этого не подходят – все-таки еду навсегда, и взять с собой нужно как можно больше. Тогда я сказала Лидии, что не поеду, что уже поздно, и я не могу прямо сейчас пойти и купить сумку, и милый мальчик Миша, который работает в центре охранником, откуда-то принес эту самую сумку и отдал ее мне. Я тоже обратила внимание на прорехи и сперва хотела их зашить, но потом закрутилась, да так и поехала с дырками.
Дослушав повествование Киры Ивановны, я тронула клиента за плечо и спросила:
– Аркадий Всеволодович, вы показывали мне снимок Беляковича. Вы, случайно, не припомните, где вы его фотографировали? И что это за буквы – «ВС»?
– Ну, разумеется, я помню, где делал этот снимок, – надменно ответил наш пилот. – Слава богу, на память не жалуюсь. Год назад проходила выставка охранных устройств для дома и офиса. А стенд, на котором я сфотографировал Беляковича, принадлежал китайской фирме, заключившей с нашим центром договор на поставку устройств.
– То есть все камеры слежения установлены специалистами из этой фирмы? – уточнила я.
– Ну да, – откликнулся Аркадий.
– А как, хотела бы я знать, у охранника Михаила очутилась их фирменная сумка и почему она прорезана?
– Разве я похож на охранника Михаила? – сердито посмотрел на меня Аркадий. – Прилетим в Москву – у него и спросите.
– Где находятся мониторы и пульт управления камерами слежения? – на лету ухватила мою мысль журналистка Лисянская.
– Не понимаю, к чему этот вопрос, но так уж и быть, отвечу на него, – промямлил мой сбитый с толку подзащитный. – Естественно, все мониторы расположены в комнате охраны на первом этаже. Сразу же за кабинетом Лидии, чтобы вам было понятно.
– И последнее, – не отставала я. – Аркадий Всеволодович, припомните, пожалуйста, кто дежурил в Культурном центре накануне ограбления?
– Валера дежурил в день перед ограблением, а в девять утра заступил Михаил. Он-то и обнаружил, что дверь в кабинет Лидии взломана, сейф открыт, а Ухо Энки исчезло.
– Ради бога, – непонимающе переводя взгляд с одного говорящего на другого, взмолилась Кира Ивановна, – только Мишу сюда не впутывайте! Мальчик всего лишь одолжил мне сумку.
* * *
Везти Киру Ивановну домой было сущим мучением. Всю дорогу секретарша хвасталась своей прозорливостью и предприимчивостью и успокоилась только тогда, когда я передала ее с рук на руки ее гражданскому мужу адвокату Грачеву. После этого я высадила Жанну у девятиэтажки в Строгине и только тогда поехала к себе на Красные Ворота. Добравшись до дома, я приняла душ, забралась в кровать и проспала до обеда следующего дня.
В шесть часов вечера я сидела в кабинете следователя Оболенского напротив благообразной дамы в синем берете. Она-то и оказалась тем самым фармацевтом, на которого ссылалась Лидия Сергеевна в разговоре со своим благоверным. Олег просматривал бумаги, предоставив мне самой допрашивать свидетельницу, которая назвалась Натальей Петровной Симоновой.
– Скажите, Наталья Петровна, вы помните свое дежурство в ночь с первого на второе апреля? – приветливо начала я, по привычке рисуя в блокноте смешные рожицы.
– Вы знаете, как ни странно, помню, – улыбнулась женщина. – Мы с мужем прожили душа в душу двадцать лет, а тут Виталик мне заявил, что уходит к учетчице из их троллейбусного парка. Я отправилась на ночное дежурство сама не своя, очень переживала, даже весь вечер плакала. А в четыре часа утра прямо у аптеки остановился троллейбус моего Виталика – муж водителем работает. Троллейбус был разукрашен воздушными шариками. Виталик погудел и, когда я выглянула в дверь, закричал: «Ты что, Наташка, поверила? Вчера же было первое апреля!» Я стала его ругать – тише ты, людей разбудишь! А муж рассмеялся и крикнул, что любит меня так же сильно, как и двадцать лет назад. Потом Виталик занес ко мне в аптеку букет белых роз и уехал.
– А красную машину рядом с аптекой вы видели?
– Ну да, стояла неподалеку от входа красная машина, – согласилась свидетельница.
– В ней кто-нибудь сидел, вы не заметили? – задавала я наводящие вопросы.
– Как-то не обратила внимания, – смутилась Наталья Петровна.
– А когда Виталик в любви вам признавался, никто из машины не выходил?
– Никто, это точно. Я бы запомнила.
– А покупатели в ту ночь у вас были?
Фармацевт задумалась на несколько секунд, а затем утвердительно кивнула головой.
– Около шести часов утра была одна покупательница, она приобрела тенотен – успокоительные таблетки. Я ей посоветовала это средство, женщина просила что-нибудь от нервов. Как только она вошла, я