территории, на чужой или на нейтральной?

– Конечно, на своей! Черт! Так ты все это специально затеял?

– Естественно! В зоне Конь – бог и царь! И его слово – закон! Это его территория, на которой такого разговора у нас с ним быть просто не могло, даже если бы мы с ним разговаривали в отдельной комнате, потому что там везде уши, а он должен свой авторитет поддерживать. Он бы посылал нас по всем известным адресам, и все! А Лешку мы даже не увидели бы! Вывозить его на допрос в Нижний Тагил? Мы с тобой поставлены в такие условия, что вынуждены работать в условиях повышенной секретности. Ты же видел, что Орлов даже начальнику колонии не сообщил, кто именно к ним приедет. Что у нас остается? Нейтральная территория! Не будь этой речки, был бы какой-нибудь лесочек. Как я его сюда выманил, ты слышал. А самое главное, что он переиграть ничего уже не мог, и вместе с ребенком, к которому, заметим, очень привязан, появился здесь, где он – никто! Не смотрящий, не бог и не царь, а просто осужденный, пусть и очень авторитетный, временно и незаконно оказавшийся вне стен колонии, где его могут просто пристрелить, как при попытке к бегству, вместе с мальчиком.

– Но если он это понимал, почему же все-таки вышел? Мог бы наплевать на все – жизнь дороже! И его, так сказать, подчиненные его бы поняли!

– Потому что я Гуров, Игорь! И моему слову верят! Если я сказал, что гарантирую безопасность, значит, так и будет! А знают меня не только в Москве и Подмосковье! Ну, про побег я уже подробно говорил, так что повторяться не буду. Ты обратил внимание, как он настороженно вел себя, когда они подошли?

– Естественно! Как волк какой-нибудь, он и Алеше наказал быть настороже, потому-то они ничего на столе и не тронули.

– Понимаешь, когда зверь долго сидит в клетке, а потом открывают дверцу, он не сразу решается выйти из нее, а затем очень аккуратно, шаг за шагом, проверяет, каковы границы его свободы, что он себе может позволить, а что – нет. Конь – мужик, с самого детства жизнью битый наотмашь, еще с малолетки начинал. Его уголовные дела я никому читать не посоветую, но он не отморозок, и некоторые представления о чести и порядочности у него все-таки сохранились. Кроме того, он действительно очень любит Алешу. Вот потому-то, когда он сказал, что пойдет искупаться, я и не стал возражать.

– Это он проверял границы свободы?

– Да! Ты думаешь, почему он бешеными саженками воду рассекал?

– Стресс снимал, потому что за мальчишку испугался.

– Да, но только отчасти. Ты можешь себе представить, какое это искушение для заключенного – свобода? Которая вот, рядом! Перемахни через реку, и вперед! Пока еще вохровцы чухнутся! Пока тревогу поднимут! Пока в погоню отправятся! А на том берегу деревни какие-нибудь обязательно имеются. Убить и раздеть мужика, забрать у него документы и деньги, а потом до железной дороги и на товарняках куда подальше, открыть вагон для него не проблема. И будет он сидеть, смотреть, как мимо него деревья с полями и лугами проносятся, а в лицо вольный ветер бьет! Только нельзя Коню бежать! И вся зона на нем! И на берегу мальчишеский голос звенит! И держит его этот голосок крепче самой толстой цепи! Конь ведь два раза в побег уходил. Первый раз еще в молодости, и его быстро поймали, срок, естественно, добавили. А вот второй раз он удачно ушел. Ох, долго его искали! И ведь нашли совершенно случайно. Вернули, конечно, опять-таки добавили за побег, вот тогда-то его и короновали! И вышел он уже вором в законе. А теперь опять сел, и его смотрящим поставили. Представляешь себе, что он чувствовал, когда в эту реку вошел?

– Гуров, а ты садист! Ты его сломал!

– Я профессионал, Игорь! Конь хлебнул свободы в этой реке и обратно вернулся, потому что не вернуться не мог, но уже другим! И я его вовсе не сломал – я на свой счет не обольщаюсь! Просто поставил его на место.

– Лева! Тебе преподавать надо!

– Кому? Ты студентов юрфака видел? Там на курсе в лучшем случае десять человек наберется, которые действительно хотят чему-то научиться, а остальные… – А! – махнул он рукой. – Разве пример Сучонка тебя ничему не научил? А там почти все такие! И вообще вещи уже погрузили, пора и нам садиться. Давай заранее договоримся, что разговоров мы никаких не ведем ни в машине, ни в самолете.

– Твой образный пример про свечку помню.

– Скажи, у кого-нибудь из твоего экипажа машина есть?

– Конечно!

– Тогда поступим следующим образом: когда мы в Москве сядем, ты уезжаешь со своей охраной, а я остаюсь в салоне, и потом меня этот человек до метро подбросит.

– Может, до дома? Вдруг опять нападут?

– Ничего! Отобьюсь! Не впервой!

Они сели с машину и двинулись в путь, Гуров, устроившись поудобнее, тут же задремал, а Болотин временами посматривал на него и о чем-то напряженно думал. Та же история повторилась и в самолете, только Лев уже просто спал и проспал даже посадку в аэропорту Москвы. Проснулся он от того, что кто-то осторожно тряс его за плечо. Открыл глаза и увидел мужчину лет сорока.

– Доктор, – сказал тот, – все уже уехали, только мы двое остались. Мне шеф приказал довезти вас до метро.

– Значит, поехали. – Лев поднялся, потоптался немного на месте, чтобы размять ноги, и последовал за пилотом.

На метро он благополучно добрался до своей станции, но вот когда поднялся наверх, у него, несмотря на дичайшую усталость, которая, казалось бы, должна была притупить все чувства, появилось ощущение, что за ним кто-то следит. На улице было довольно светло от фонарей, рекламы и витрин, народ, среди которого так легко затеряться, на улице имелся во множестве, и Гуров медленно шел, стараясь держаться в гуще толпы, что наверняка помешает снайперу, но одновременно значительно облегчит работу тому, кто приблизится к нему с ножом или пистолетом с глушителем. И если от первого не убережешься, то вот от второго – еще есть шансы, надо только вовремя среагировать. Вот Лев и выбрал второе. Он благополучно приблизился к арке в своем доме – это было самое удобное для нападения место. И то, что оно уже использовалось, еще ни о чем не говорило, потому что тот, кто все это организовал, вполне мог решить, что Гуров, считая, что противник не будет наступать дважды на одни и те же грабли, может и расслабиться. Отвернувшись к стене, чтобы прочесть объявление, – а где их только не расклеивают? – Лев переложил пистолет из кобуры за пояс и, держа руку на рукоятке, уже хотел было войти туда, когда сзади раздался автомобильный сигнал – кто-то собирался въехать в арку. Два быстрых шага в сторону, поворот, пистолет в руке и… Перед ним стоял белый джип, тот самый, в котором он ехал в аэропорт. Что в этот момент мысленно произнес Гуров, не решатся включить в текст своих «шедевров» даже самые разнузданные современные авторы, но внешне выглядел совершенно спокойным. Он сел в машину, и водитель извиняющимся тоном сказал:

– Уважаемый! Я ни за что не решился бы вас беспокоить, но меня хозяин послал вас здесь подождать, потому что ваш телефон не отвечал весь день.

– Да, я его отключил, а потом забыл включить. Что-то случилось?

Вместо ответа водитель набрал на своем сотовом номер, сказал несколько слов и передал телефон Гурову.

– Здравствуйте, уважаемый Лев Иванович! Тут мои парни немного посвоевольничали и задержали ту «Тойоту», которая за вами утром следила. Там оказалось три очень глупых человека, но не это важное. Важно то, что их отправили вас убить.

– Опять? – вяло удивился Гуров. – Редеют ряды противника. В первый раз их четверо было. А они сказали, кто их послал?

– Конечно, сказали! – воскликнул Мизоев. – Его зовут Кузьма. Говорят, на хорька похож, и вроде бы вашим коллегой когда-то был. Но он им не хозяин, он человек от хозяина.

– А имя хозяина?

– Они его не знают.

– Что у них с собой было?

– Оружие было! Автомат, пистолеты, нож… Много всего!

– А документы какие-нибудь имелись?