Полковник.
– Спасибо тебе, папаша, что показал, где камень.
Полковник Сандерс улыбнулся.
– Не стоит благодарности. Я сделал то, что мне полагалось. Выполнил свою функцию до конца. И все. А девчонка все-таки хороша, скажи, Хосино-тян?
– Ага! Просто супер.
– Самое главное.
– А она настоящая? Может, лиса? Или какая-нибудь тварюга абстрактная?
– Никакая она не лиса и не тварюга. Настоящая секс-машина. Натуральный внедорожник страсти. Сколько я ее искал… Так что будь спокоен.
– Слава богу, – успокоился парень.
Хосино вернулся в рёкан уже во втором часу ночи и положил завернутый в платок камень к изголовью Накаты. «Пусть лучше у него полежит, а то что там с проклятием – еще неизвестно», – подумал он. Наката, как и следовало ожидать, спал как убитый. Развернув платок, чтобы камень был на виду, Хосино переоделся, нырнул рядом с Накатой под одеяло и моментально уснул. Ему приснился короткий сон: Бог в трусах, с голыми волосатыми ногами, носился по футбольному полю и свистел.
Наката проснулся, когда еще не было пяти, и увидел рядом камень.
Глава 31
Во втором часу я приготовил кофе и понес его на второй этаж. Дверь в кабинет Саэки-сан, как всегда, была открыта. Женщина стояла, опершись одной рукой о подоконник, и задумчиво смотрела в окно. Другая рука непроизвольно теребила пуговицу на блузке. Стол был пуст – ни ручки, ни бумаги. Я поставил на него чашку. Небо затягивали редкие облака; птичьи голоса стихли.
Увидев меня, Саэки-сан, будто стряхивая оцепенение, отошла от окна, села за стол и сделала глоток кофе. Потом, как и накануне, предложила мне присесть. Я устроился на том же стуле. Нас разделял стол; она пила кофе, а я смотрел на нее. Помнит она хоть что-то из того, что произошло минувшей ночью? Я не мог ответить на этот вопрос. Глядя на нее, можно было подумать что угодно: она знает все или она не знает ничего. Я представил ее обнаженное тело. Вспомнил, что чувствовал, прикасаясь к нему. Но ее ли это было тело?
На Саэки-сан была блестящая бледно-зеленая блузка и узкая бежевая юбка. Шею украшала тонкая серебряная цепочка. Очень шикарная. Саэки-сан сцепила на столе пальцы – красивые и тонкие, будто изготовленные искусным мастером.
– Ну как тебе эти места? Нравятся? – поинтересовалась она.
– Вы Такамацу имеете в виду?
– Да.
– Не знаю. Я пока почти ничего здесь не видел. Разве что эту библиотеку, тренажерный зал, вокзал, гостиницу… Вот и все, пожалуй.
– Не скучаешь?
Я покачал головой:
– Даже не знаю… Честно говоря, некогда скучать, а город… он, в общем-то, как все… А вы считаете, здесь скучно?
Она чуть пожала плечами:
– Считала. По крайней мере, в молодости. Уехать отсюда хотела. Думала: уеду в другое место, там интереснее будет, встречу интересных людей.
– Интересных людей? Саэки-сан покачала головой:
– Молодая была. Молодежь всегда так думает. А ты?
– Я – нет. Я ничего особо интересного не ждал. Просто захотелось уехать. Не мог больше там оставаться.
– Там?
– Там – это Ногата, район Накано. Место, где я вырос.
В глазах Саэки-сан мелькнула тень. А может, мне только показалось.
– То есть тебя не очень волновало, куда ехать? – спросила она.
– Не очень. Думал: не уеду – мне конец. Потому и уехал.
Она как-то очень пытливо взглянула на свои руки, сложенные на столе, и тихо сказала:
– Я тоже так думала, когда в двадцать лет уехала отсюда. Казалось, жить больше не смогу, если не уеду. Была твердо уверена, что больше здесь не появлюсь. Что могу вернуться – такого и в мыслях не было. Но так получилось, что пришлось. Вернуться к тому, с чего начала.
Саэки-сан обернулась и посмотрела в окно. Те же облака на небе. Без изменений. И ни ветерка. Полная статика за окном, как в пейзажной декорации на съемочной площадке.
– В жизни всякое бывает, – заметила Саэки-сан.
– То есть вы хотите сказать, что я туда еще вернусь?
– Кто знает? Это твое дело – и вообще до этого еще далеко. Но для человека очень важно, где он родился и где умрет. Место рождения мы, разумеется, не выбираем, а вот где умереть – тут все-таки выбор какой-то есть.
Она говорила тихо, все так же глядя в окно. Словно разговаривала с кем-то невидимым. Наконец обернулась ко мне, как будто вспомнила:
– Почему я тебе об этом рассказываю?
– Потому что я – человек посторонний, с этим местом никак не связан. Потом – разница в возрасте… – предположил я.
– Да, наверное, – согласилась она.
Наступила пауза, секунд двадцать-тридцать; мы думали каждый о своем. Саэки-сан взяла чашку с кофе и сделала глоток.
Я набрался смелости и нарушил молчание:
– Саэки-сан, я тоже должен рассказать вам кое о чем.
Она посмотрела на меня и улыбнулась:
– Обмен секретами, да?
– Да у меня не секрет. Просто догадка. Теория.
– Теория? – переспросила Саэки-сан. – Ты теорию хочешь мне рассказать?
– Да.
– Интересно.
– В продолжение того, что вы только что говорили… Что же, вы сюда умирать вернулись?
На ее губах появилась мягкая улыбка, напомнившая мне серебристый месяц в предрассветный час.
– Может быть, и так. Хотя если посмотреть на жизнь, как она проходит – день за днем, – то большой разницы нет. Что жить, что умереть… Примерно одно и то же.
– Вы умереть хотите, Саэки-сан?
– Как тебе сказать… Я и сама толком не знаю.
– А вот моему отцу хотелось умереть.
– Твой отец умер?
– Недавно, – сказал я. –
– Почему же ему хотелось умереть?
Я сделал глубокий вдох.
– Я никак не мог понять, почему. Но теперь понял. Приехал сюда и понял.
– И в чем же причина?
– Я думаю, отец вас любил, но вернуть обратно оказался не в состоянии. Так и не смог вами завладеть
Саэки-сан поставила чашку на блюдце. Посуда звякнула, но как-то очень безразлично. Ее глаза