— Мне очень хотелось бы прийти.

Антония облегченно перевела дыхание. Похоже, все складывалось благополучно.

Элоиза кивнула, словно торжествуя победу.

— Что, если, скажем, завтра в десять? Вы могли бы послушать мессу, а в полдень разделить с нами скромную трапезу.

Когда обветшалая, покрытая пылью карета выехала из монастырских ворот, Николас все еще хранил молчание. Антония не прерывала его размышления. Нелегко встретиться с любимой сестрой после двадцати лет разлуки. Но еще труднее примириться с реальностью, узнав, что долгие годы ты пребывал в заблуждении.

Лишь когда монастырь остался далеко позади, Николас прерывисто вздохнул и повернулся к жене. Притянув Антонию к себе, он сдавил ее в объятиях с отчаянием, от которого сердце ее мучительно сжалось. Она закрыла глаза, обвив руками талию мужа. Любовь и желание исцелить раны Николаса переполняли ее.

Несколько миль супруги проехали в молчании, не размыкая объятий. Понемногу напряжение отпустило Рейнло, сотрясавшая его дрожь унялась. Антония крепче обняла мужа, зная, что в ее беззаветной любви он черпает силы.

Наконец губы Николаса приникли к ее шее. По телу Антонии пробежала жаркая волна дрожи.

— Я хочу тебя.

Тихий хрипловатый шепот мужа заставил ее сердце бешено заколотиться.

Антония неохотно отстранилась, удерживая Николаса в кольце своих рук. В старом экипаже, нанятом в Клифдене, царил полумрак, но Антонии хватило света, чтобы разглядеть неприкрытое вожделение на лице мужа. За последние полгода она научилась узнавать это выражение.

Губы ее изогнулись в лукавой усмешке.

— Когда мы вернемся…

Глаза Николаса жадно блеснули, выдавая страсть.

— Нет. Я хочу прямо сейчас.

В его голосе слышались безжалостность и решимость. Волнующее предвкушение охватило Антонию.

— Но мы в карете.

Николас озорно усмехнулся.

— Я еще ни разу не пытался соблазнить тебя в карете.

Антония смущенно покраснела.

— Вообще-то пытался. В двуколке, в лесах Кеддона. Я едва не свернула шею.

В глазах Николаса сверкнули насмешливые искры, но пламя его желания вспыхнуло еще сильнее.

— Не припоминаю, чтобы ты жаловалась.

Закрыв глаза, Антония рассмеялась и прижалась к мужу.

— Я люблю тебя, — прошептала она, приложив ладонь к сердцу Николаса.

В ее медленных движениях сквозила нежность.

Поцеловав жену в макушку, Рейнло вздохнул и откинулся на подушки. Антония уютно устроилась у него под боком, наслаждаясь безмятежностью и тихой радостью.

— Я тоже тебя люблю, — сказал Николас.

Подумать только, подумала Антония, меньше года назад она не сомневалась, что проживет в одиночестве остаток дней. Судьба вела ее трудным извилистым путем, полным горестей и невзгод, но в конце ее ожидала любовь. Ради такой награды стоило вытерпеть любые испытания.

Антония знала: вся ее жизнь в Николасе. Так будет всегда.

Покоясь в крепких объятиях мужа, она слушала его ровное дыхание. Николас уткнулся подбородком ей в макушку. Антонию одолевала дремота: сказывалась усталость последних дней, проведенных в дороге.

Ее не мучили утренние недомогания, и все же тело напоминало ей о грядущих переменах. Антония провела без сна не одну ночь, тревожась о том, как пройдет встреча Николаса с сестрой. Нынешний день был необычайно важен для него. Теперь оставалось лишь надеяться, что Николае сумеет примириться с самим собой и обретет наконец душевное спокойствие.

— Когда ты собираешься рассказать мне? — пробормотал Николас так тихо, что Антония едва разобрала его слова в грохоте и скрипе кареты.

— О чем?

Она теснее прижалась к мужу. От него исходило приятное тепло, а с приближением ночи зимний ветер становился все холоднее.

Не размыкая объятий, Николас потянулся к окну и задернул шторы.

— Ты меня слышала, — с легким смешком отозвался он.

Неохотно отстранившись, Антония заглянула мужу в лицо, бледное в тающем вечернем свете.

— Рассказать о чем? — угрюмо спросила она, хорошо зная ответ.

Николас смерил ее пристальным взглядом. Лицо его приняло серьезное выражение. Казалось, волнение Антонии передалось и ему.

— О ребенке, конечно.

Антония оцепенела.

— Так ты знаешь, — произнесла она безжизненным тоном, упершись ладонью мужу в грудь, отчасти чтобы сохранить равновесие, отчасти потому, что хотела прикоснуться к нему в то мгновение, когда тайна зародившейся в ней новой жизни перестанет быть тайной.

Губы Николаса растянулись в усмешке.

— Дорогая, мы вот уже полгода делим спальню. Разумеется, я знаю. Думаю, нам предстоит крестить сына или дочь примерно месяцев через шесть.

Антонию затопило облегчение — Николас вовсе не казался сердитым. Но означало ли это, что он рад? Господи, как бы ей хотелось видеть мужа счастливым.

Сжав руки в кулаки, Антония заговорила срывающимся от волнения голосом.

— Тогда почему ты позволил мне отправиться в это путешествие?

— Ах, вот ты о чем. — В черных глазах Николаса блеснуло понимание. — А ты осталась бы дома, если бы я попросил?

— Я обещала слушаться тебя.

Николас насмешливо фыркнул.

— Не замечал, чтобы ты принимала всерьез свое обещание.

— Но если бы ты настоял, я бы… — Антония осеклась, заметив, как муж недоверчиво вскинул брови. — Ладно, если бы ты настоял, я, возможно, согласилась бы.

— В самом деле?

— Нет, — признала Антония, покаянно опустив голову, чувствуя, как под ее ладонью мощно, размеренно бьется сердце Николаса. — А ты против?

На губах Рейнло мелькнула улыбка.

— Ты насчет ребенка или насчет твоей поездки в Ирландию?

Последовала неловкая пауза.

— Насчет того и другого.

— Я — за. И в том и в другом.

Волна радости захлестнула Антонию. Лицо ее озарилось улыбкой. Она подняла глаза на мужа, но не придвинулась ближе.

— Так ты рад?

— Да, — улыбнулся Николас и, словно желая избавить жену от сомнений, добавил: — Рад и ребенку, и нашей поездке. Безумно рад. Но больше всего я счастлив оттого, что мне хватило здравомыслия жениться на вас, леди Рейнло.

Темные глаза Николаса светились радостью. Той же радостью, что переполняла саму Антонию. С пронзительной нежностью Рейнло прижал к груди голову жены. В его прикосновениях сквозило