отовсюду птичий шум и гам. Влюбленные женихи достают для своих невест с вершин Альп эдельвейсы. Кстати, это тоже нормировано: за один раз полагается рвать не больше двух цветков, иначе грозит штраф. Наша братва тоже ударилась в любовь. И стар, и млад. Вот Иван Кармалита гладит свой костюм, спешит на свидание к своей зазнобе. Хотя дома у него жена и взрослые дети. А уж о молодежи и говорить нечего. В воскресенье с утра идет лихорадочная подготовка к встрече девчат. Все чистят, гладят, прилаживают галстуки, крахмальные воротнички. У многих появились шляпы. В обед выдается и сухой паек на ужин, чтобы не отрываться от любовных утех. После обеда появляются девчата, работающие у хозяев, в столовой открываются танцы.

45-й год оказался для меня чреватым событиями неприятного характера. Исход войны для всех уже был ясен, в беседах с приятелями, в том числе и немцами, я утратил обычную осторожность, откровенно ругал и высмеивал фашистов. Все это, конечно, доходило до начальства, вероятно, не без помощи Леньки-Арийца. Лагерфюрер, маленький такой, невзрачный, ездил на мотоцикле с коляской, не упускал случая поиздеваться надо мной. Вскоре очередной случай представился. Как-то я заночевал у девушки, работавшей в доме начальника полиции в Хохенемсе. Утром на выходе из дома меня заметил сам начальник. Конечно, забрали и посадили в подвал. Днем выпустили, но через несколько дней снова забрали с работы и посадили в тюрьму. А потом вызвали в гестапо. Порядки там я уже знал по рассказам, а главное , - по спинам побывавших в гестапо. Внутренне подтянулся, приготовился ко всему наихудшему. За столом сидят два офицера, в эсэсовской форме.

- Подойдите сюда! Садитесь! Ну, как Вам у нас ? Нравится?

- Благодарю Вас, господин офицер, не жалуюсь. Я ведь и в Райхенау был. Так что есть с чем сравнить.

- То-то же. Так, как же вас угораздило попасть в дом начальника полиции?

- Не знал я, что это дом начальника полиции. Знал бы - ни за что не пошел.

- Разве девушка не сказала?

- Нет.

Я немного прибодрился. Понял, что меня вызвали не для допроса, а просто позабавиться, от скуки. Они внимательно смотрят на меня, посмеиваются, шутят.

- Так вот, над вами висит дамоклов меч.

Мы можем запросто отправить вас в Дахау. Ну, ладно, на этот раз обойдется. Кажется, начальство в фирме Вами недовольно?

- Не знаю, мне не говорили.

- Хотите, мы переведем вас в другую фирму, в другой лагерь?

- Нет, не хочу, - ответил. Тут товарищи, я к ним привык.

- Ну смотрите, вам виднее.

Конечно, такой исход моего визита в гестапо - чистая случайность, счастливое исключение!

Плата за поговорку

Сидим как-то вечером у себя в бараке, лениво перебрасываемся событиями дня. Вдруг влетает мой «сынок» Миша, весь в крови и слезах. За последний год он вытянулся, вырос и стал весьма привлекательным юношей.

- Что с тобой? Кто это тебя так?

- Итальянцы, макаронники проклятые!

- Где?

- Тут, у девчат!

Лагерь этот мы знали. Недалеко от наших бараков недавно поместили украинских девчат. Обычно никто из иностранцев не смел задевать нас, русских. Знали, что сдача будет отменная. Быстро дошли. Три итальянца любезничают с нашими девчатами. Языков не знают, но как-то обходятся, действуют больше руками. Мы с Ванькой молча принялись за дело. Ошеломленные внезапностью, итальянцы почти не сопротивлялись, а просто убежали. Побили мы их не сильно, а «для порядка», чтоб впредь не повадно было.

Вернулись в барак, весело перебрасываясь замечаниями о происшедшем. Утром, как обычно, облачились в свои хламиды, деревянные башмаки и отправились на работу. Часа через два на объект приковылял уродец - лагерфюрер, нашел меня, поманил пальцем.

- Идемте со мной!

Шагаем к лагерю. Пришли к будке. Там скучали два вахмана с винтовками, два низкорослых мужичка, в полувоенной форме. Завели в будку. Мужички приветливо улыбнулись, до сих пор не пойму - зачем, вытащили из-за пазух резиновые дубинки и начали бить меня по голове. Дубинки из витой стальной проволоки, обтянутые снаружи резиновой трубкой. Я инстинктивно прикрыл голову руками. Вначале крепился, потом стал с стонать. Эту экзекуцию я запомнил на всю жизнь, ничего подобного ни раньше, ни после мне пережить не пришлось, хотя страдать приходилось.

Немецкие рабочие всячески пытаются выразить мне сочувствие.

- Рано начал, Петер, рано! - говорят мне, - подождать надо, уже немного осталось!

Так вот оно что! Оказывается, и друзья, и враги придают инциденту с итальянцами, политический характер! Дескать, русские делают репетицию, тренируются для расправы с немцами после победы! Вот почему меня ненавидит начальство: оно помнит мои слова: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним».

Недели через две уже оклемался, пришел в нормальное состояние. Что значит все-таки молодой организм! Но на работе мне худо: ставят на самые грязные и тяжелые участки. После долгих раздумий