был бы столь его чужд. Можете не сомневаться, ему дали повод надеяться.

Эмме удобнее было уклониться от прямого ответа, и она предпочла развивать прежнюю свою мысль.

— Вы, я вижу, горячий сторонник мистера Мартина, но, как я уже говорила, несправедливы к Гарриет. Причины Гарриет претендовать на хорошую партию не столь ничтожны, как вы их изобразили. Да, она не отличается умом, и все же она разумнее, чем вы думаете, и не заслуживает того, чтобы о ее умственных способностях отзывались с таким пренебрежением. Впрочем, если даже отбросить этот довод и согласиться, что у нее, как вы заключили, нет ничего, кроме миленькой мордочки и доброго нрава, то и это, позвольте вам заметить, не пустое в глазах людей, когда девица мила и добронравна в такой мере, как Гарриет, которую девяносто девять из ста назовут красавицей, — и доколе мужчины не научатся более философически относиться к красоте, доколе не начнут они влюбляться в умных и образованных, пренебрегая миловидностью, такая красотка, как Гарриет, будет пленять и восхищать и обладать возможностью выбирать из многих, а следовательно, и правом быть придирчивой. Не стоит также умалять и такую причину для претензий, как добрый нрав, ибо в ее случае он означает мягкость характера и манер, самое скромное мнение о себе и невзыскательность к другим. Я не ошибусь, если скажу, что редкий мужчина не сочтет подобную внешность и подобный нрав у женщины более чем достаточным основанием для самых высоких притязаний.

— Честное слово, Эмма, ежели вы, с вашим умом, несете такую чепуху, то я готов согласиться. Уж лучше вообще не иметь мозгов, нежели находить им столь дурное применение.

— Вот-вот! — шаловливо подхватила Эмма. — Все вы так думаете, я знаю. Я знаю, предел мечтаний для всякого мужчины — именно такая, как Гарриет, которая будет услаждать чувства, не слишком при этом обременяя рассудок. Да! Гарриет имеет все основания быть разборчивой и привередливой. Вот и для вас, вздумай вы жениться, она была бы как раз то, что нужно. Удивительно ли, если семнадцати лет от роду, едва успев вступить в жизнь, едва начав приобретать знакомства, она не соглашается выйти за первого, кто предложит ей руку? Нет уж — сделайте милость, дайте ей время оглядеться.

— Я всегда полагал, что ваша тесная дружба — большая глупость, — сказал, помолчав, мистер Найтли, — хотя и держал свои мысли при себе. Теперь же мне очевидно, что для Гарриет она еще и большое несчастье. Вы так напичкаете ее этими сказками о ее красоте да о том, чего она вправе ждать от жизни, что очень скоро никто поблизости не будет для нее хорош. Тщеславие, зароненное в хилые мозги, дает пагубные всходы. Нет ничего легче, как внушить юной девице непомерные упования. Мисс Гарриет Смит, возможно, обнаружит, что хоть она и прехорошенькая, но предложения выйти замуж не посыплются на нее дождем. Умный мужчина не пожелает взять в жены дурочку. Родовитый не поспешит связать судьбу свою с девицей без роду, без племени, а осмотрительный убоится позора и затруднений, в которые может оказаться вовлечен, когда откроется тайна ее происхождения. Дайте ей выйти замуж за Роберта Мартина, и ей на всю жизнь обеспечен надежный кров, прочное положение и семейное счастье — а будете поддерживать в ней надежду на блистательную партию, твердить, что ей подходит в мужья лишь человек влиятельный и с большим состоянием, а все другие не пара — и она останется жить у миссис Годдард до конца своих дней, или — ибо такая девушка, как Гарриет Смит, непременно должна хоть за кого-нибудь да выйти замуж — по крайней мере, до тех пор, покуда с отчаяния не ухватится обеими руками за сына старичка учителя чистописания.

— Мы с вами так расходимся во взглядах, мистер Найтли, что я не вижу смысла обсуждать далее этот предмет. Мы только будем все больше сердиться друг на друга. Что до того, чтобы дать ей выйти за Роберта Мартина, то это невозможно — она отказала ему, и столь решительно, что о вторичном предложении с его стороны, по-моему, не может быть и речи. Велико ли зло, нет ли, его уж не поправишь — отказала, и на том должна стоять. Что же касается до самого отказа, не скрою, возможно, я и оказала на нее некоторое влияние, но уверяю вас, здесь мало что зависело от меня или кого-нибудь другого. Против мистера Мартина все — и внешность его, и дурные манеры. Ежели она когда и была расположена к нему, то теперь это не так. Допускаю, что она относилась к нему сносно, покуда не видала ничего лучшего. Он брат ее приятельниц, он всячески старался угождать ей, да и вообще, отчего было ей, гостя в Эбби-Милл, не находить его довольно приятным, если никого лучше она дотоле не встречала — что, очевидно, главным образом и сыграло ему на руку? Теперь другое дело. Теперь она знает, что такое джентльмен, и только человек с образованием и манерами истинного джентльмена может иметь надежду понравиться Гарриет.

— Вздор, сущий вздор, просто уши вянут! — вскричал мистер Найтли. — У Роберта Мартина отличные манеры, в них виден ум, искренность, доброжелательность. Душе его свойственно подлинное благородство, которое Гарриет Смит оценить не способна.

Эмма не отвечала, пытаясь сохранить напускную беззаботность, а между тем ей было очень не по себе и не терпелось, чтобы он ушел. Она не жалела о сделанном, по-прежнему полагая себя лучшим, чем он, судьею в таком вопросе, как право выбора и тонкости женского вкуса, — но в то же время слишком привыкла уважать его мнение, и ей не нравилось, что он открыто осуждает ее, и не очень было приятно видеть его лицом к лицу в таком гневе. Минуты тянулись в тягостном молчании, Эмма попробовала было завести речь о погоде, но не дождалась ответа. Мистер Найтли погружен был в раздумье. Но вот наконец думы его нашли исход в словах:

— Роберт Мартин потерял не много. Хорошо бы ему понять это — надеюсь, в скором времени так оно и будет. О ваших видах в отношении Гарриет вам лучше знать, но, так как вы не делаете тайны из вашей страсти заниматься сватовством, естественно предположить, что таковые виды, планы и прожекты у вас есть, — а посему, на правах друга, хочу только остеречь вас, что, ежели вы имеете в предмете мистера Элтона, — это, боюсь, будет напрасный труд.

Эмма рассмеялась и покачала головой. Он продолжал:

— Будьте уверены, с Элтоном ничего не выйдет. Элтон славный малый и достойный пастырь хайберийского прихода, однако он не из тех, кто может заключить опрометчивый брак. Он не хуже других знает цену хорошему доходу. Элтон может быть чувствителен на словах, но всегда будет рассудочен в поступках. Он столь же ясно, как вы в отношении Гарриет, отдает себе отчет, чего он вправе ждать от жизни. Он обладает весьма приятной наружностью и знает это — знает, что повсюду, где бы ни появился, найдет самый ласковый прием. Судя по его разговорам в минуты откровенности, когда кругом одни мужчины, я составил впечатление, что он отнюдь не намерен продешевить, распоряжаясь своей судьбою. Слыхал я, с каким он пылом рассказывает про обширный кружок девиц, с которыми водят задушевную дружбу его сестры и из коих каждая владеет состоянием в двадцать тысяч фунтов.

— Премного вам благодарна, — вновь рассмеявшись, сказала Эмма. — Куда как было бы мило с вашей стороны открыть мне глаза, ежели б я и в самом деле вознамерилась женить мистера Элтона на Гарриет, однако у меня покамест нет иной цели, как держать Гарриет подле себя. Я не занимаюсь более сватовством. Все равно у меня нет надежды устроить второй такой союз, как в Рэндалсе. Отойду от этих дел, покуда не посрамила самое себя.

— Тогда прощайте, — сказал мистер Найтли и, порывисто встав, вышел. Он был вне себя от досады. Он живо представлял себе, каким ударом для молодого фермера должен быть отказ Гарриет, и уязвлен был сознанием, что сам тому способствовал, высказав ему свое одобрение; он до крайности раздражен был тою ролью, которую, как он не сомневался, играла в этой истории Эмма.

Раздосадована была, в свою очередь, и Эмма, однако причины ее досады отличались большей неопределенностью. Она, в отличие от мистера Найтли, не всегда была совершенно собою довольна, не всегда вполне уверена, что права в своих суждениях, а тот, кто не согласен с ними, заблуждается. Он ушел, оставив ее полной сомнений в своей правоте. Не столь серьезных, впрочем, чтобы надолго повергнуть ее в уныние, — вскоре вернулась Гарриет и с нею вместе к Эмме вернулось обычное расположение духа. Она уже начинала беспокоиться, что Гарриет так долго нет. Ее тревожила мысль, как бы молодой фермер не зашел сегодня к миссис Годдард и, повстречав там Гарриет, не вымолил у нее согласие. Страх потерпеть, после всего, что было, такое поражение был главной причиной ее беспокойства, и, когда Гарриет вернулась, в прекрасном настроении и не имея, по всей видимости, подобных причин для своего долгого отсутствия, у Эммы отлегло от сердца и сомнения, точившие ее, сменились уверенностью, что она не совершила ничего такого, чему женская дружба и женские чувства не послужили бы оправданием, — что бы там ни думал и ни говорил мистер Найтли.