Вскоре церковь вновь была предоставлена тишине и покою, которые за редким исключением царили здесь круглый год. Мария Бертрам, недовольная сестрой, шла впереди, и у всех, казалось, было такое чувство, что пробыли они там слишком долго.

Нижний этаж теперь был уже весь показан, и миссис Рашуот которая в подобных случаях нисколько не уставала от своей роли, уже собралась проследовать к главной лестнице и вести гостей чрез все комнаты наверху, но тут вмешался сын, не уверенный, что им хватит на это времени.

– Ведь если мы слишком долго будем ходить по дому, – высказал он самоочевидное предположенье, одно из тех, которые иной раз приходят на ум людям и с головою куда более ясной, – нам недостанет времени посмотреть, что надобно сделать в парке. Уже половина третьего, а в пять мы обедаем.

Миссис Рашуот подчинилась, и теперь, вероятно, надобно было ждать, что все примутся оживленней прежнего обсуждать, кто и на чем отправится обозревать парк, и миссис Норрис приготовлялась заняться тем, какие всего лучше подобрать экипажи и лошадей, когда молодые люди, оказавшись пред входною дверью, соблазнительно растворенною на лестничный марш, ведущий прямо к кустам и всем усладам обложенной дерном площадки для игр, все словно в едином порыве, в жажде воздуха и свободы, вышли наружу.

– А почему бы нам пока не повернуть вот сюда, – сказала миссис Рашуот, тотчас же поняв намек и следуя за ними. – Тут всего более растений, и тут удивительные фазаны.

– А не найдется ли здесь чего-нибудь для нас интересного, прежде чем мы пойдем дальше? – сказал мистер Крофорд, оглядываясь кругом. – Вот я вижу весьма многообещающие стены. Мистер Рашуот, не посовещаться ли нам на этом газоне?

– Джеймс, – заметила сыну миссис Рашуот, – я полагаю, девственная часть парка будет внове для всего общества. Обе мисс Бертрам еще никогда такого не видали.

Возражений на это не последовало, но несколько времени, казалось, никто не склонен был ни присоединиться к чьему-то предложению, ни куда-то направиться. Поначалу всех привлекли разнообразные растения и фазаны, и, наслаждаясь волей, все разбрелись в разные стороны. Крофорд первый двинулся вперед, желая представить, каковы возможности дома с этого края. Газон, опоясанный высокой стеною, впереди упирался в кустарник, далее располагалась лужайка для игр в шары, а за нею газон уступами уходил вдаль и упирался в железную ограду, за которой с него видны были вершины деревьев, вплотную подступившей к нему неухоженной части парка. Место было самое подходящее для придирок. За Крофордом вскоре последовали Мария Бертрам и Рашуот, а когда немного погодя остальные тоже сошлись по нескольку человек, Эдмунд, мисс Крофорд и Фанни, которые соединились, казалось, столь же естественно, как и первые трое, нашли их на террасе занятых обсужденьем, ненадолго разделили их недоуменья и озабоченность, а затем покинули их и двинулись дальше. Последние трое, – миссис Рашуот, миссис Норрис и Джулия, все еще оставались далеко позади; ибо Джулия, которой более не светила счастливая звезда, вынуждена была держаться подле миссис Рашуот и приноравливать свой нетерпеливый шаг к ее медленной поступи, меж тем как миссис Норрис, случайно встретясь с домоправительницей, которая вышла покормить фазанов, остановилась с нею посудачить. Бедняжка Джулия, единственная из девяти вовсе не удовлетворенная своим жребием, теперь все время горько раскаивалась, и вполне возможно вообразить, сколь отличалась она от Джулии, что восседала на козлах ландо. Учтивость, воспитанная в ней как безусловная ее обязанность, не позволяла ей сбежать; а недостаток того истинного самообладания, того необходимого внимания к другим, того знания собственного сердца, того принципа справедливости, которые отнюдь не составляли основу ее воспитания, делали ее несчастною.

– Какая несносная жара, – сказала мисс Крофорд, когда они одолели уступчатый газон и во второй раз оказались у калитки напротив середины дома, выходящей к неухоженной части парка.

– Наверное, все мы не прочь отдышаться? Вон там прелестный лесок, если б только удалось в него попасть. Вот счастье, да только если калитка не на запоре! Но она, конечно же, на запоре, в этих огромных усадьбах одни только садовники и могут ходить, куда им угодно.

Калитка, однако, оказалась не заперта, и они все согласно и с радостью прошли через нее и оставили позади безжалостный блеск дня. Довольно длинный лестничный марш привел их в дальнюю часть парка, в насаженную рощу площадью около двух акров, и хотя состояла она главным образом из бука, пихты и лаврового дерева и была наполовину вырублена, и хотя разбита была с чересчур большой правильностью, здесь, в сравненье с лужайкой для игры в шары и уступчатым газоном, царили сумрак и тень и естественная красота. Все они ощутили ее свежесть и несколько времени только шли и восхищались. Наконец после недолгого молчания заговорила мисс Крофорд:

– Итак, вы собираетесь стать священником, мистер Бертрам. Меня это несколько удивляет.

– Почему ж это должно вас удивлять? Вы, несомненно, полагали, что я готовлю себя к какому-то поприщу, и могли понять, что я не пойду ни в законники, ни в военные, ни в моряки.

– Да, правда. Но, короче говоря, мне это не пришло в голову. И ведь обыкновенно находится дядюшка или дед, который оставляет наследство второму сыну.

– Весьма похвальное обыкновение, – сказал Эдмунд, – но так бывает не всегда. Я одно из этих исключений и оттого должен сам о себе позаботиться.

– Но чего ради вам становиться священником? Я думала, это всегда удел самого младшего сына, когда много братьев и всем предоставляется выбор до него.

– Значит, вы думаете, что сама по себе церковь никогда никого не привлекает?

– «Никогда» – зловещее слово. Но если употребить «никогда» в обиходном смысле, что означает «довольно редко», то да, я и вправду так думаю. Ведь чего можно достичь в церкви? Мужчины любят отличаться, и на любом другом поприще можно отличиться, только не в церкви. Священник – ничто.

– Надеюсь, «ничто» в обиходном употреблении, так же как «никогда», имеет степени. Священнику не дано занимать высокое положение или главенствовать в свете. Он не должен предводительствовать толпами или задавать тон в одежде. Но я не могу назвать ничтожной роль, которая обязывает заботиться о том, что всего важней для человечества, имея в виду каждого человека в отдельности или все общество в целом, жизнь земную и вечную, обязывает печься о религии и нравственности, а тем самым о поведении, которое из них проистекает. Такое служение никто не может назвать ничтожным. Если ничтожен человек, принявший его, то потому, что пренебрегает своим долгом, забывает о том, сколь важен этот долг, выступает в роли, в какой ему выступать не следует.

– Вы приписываете священнику большую роль, чем обыкновенно от него ждут или чем я в состоянии понять. Важность этой роли и то, что из нее проистекает, не очень и заметишь в обществе, и как это может быть достигнуто, если священнослужители почти не появляются на людях? Две проповеди в неделю, даже если они стоят того, чтобы их слушать, даже если у проповедника хватает ума написать их самому, а не заимствовать у Блэра, как могут они совершить все то, о чем вы говорите? Руководить поведением и

Вы читаете Мэнсфилд-парк
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

2

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату