— Он самый.

— Что ты тут делаешь?

— Осматриваюсь.

— Я не видел тебя уж столько…

— Давненько.

— Святая яичница! Где ты обитаешь?

— В даунтауне. А ты?

— На углу 183-й и Конкура.

— Даже не смешно. Ты кого-нибудь встречаешь из старых знакомых?

— Нет.

— Чем ты занимаешься, Фрэнки?

— Содержу бар. От Гиллигана. Всё там же. Одно из немногих примет времени, которое по-прежнему сохранилось.

— Гиллиган. Потрясающе, — сказал он, стараясь не обидеть собеседника упоминанием того, что он там никогда не бывал.

— А ты?

— Работаю в рекламном деле.

— Кто бы мог подумать! Ты женат?

— Разведён. У меня мальчик. А ты?

— Трое ребят. Я женился на Дотти Маккарти. Помнишь её?

— Ещё бы! Фрэнки, помнишь, как мы однажды подрались? Пиджак задрался мне на голову, и ты выбил из меня всю пыль.

Эту драку Тед помнил. Им было по девять лет. Болельщики из окрестного квартала помирали со смеху, когда Тед размахивал руками, ничего не видя вокруг. Он так и не смог забыть то униженное состояние, в котором очутился.

— Подрались? Мы с тобой?

— Ты не помнишь?

— Нет. А кто победил?

— Конечно, ты.

— Ну, прими мой извинения.

— Рай-Два и Три. Ну, не позор ли?

— Ага. Они продолжали стоять, смущённые встречей.

— Тедди, как здорово, что я тебя увидел. Если будешь вэтих местах, загляни ко мне в бар. Ятам с пяти часов.

— Спасибо, Фрэнки. До встречи.

Порция виски у Гиллигана, где он никогда не был, но где всё напоминало о прошлом, было отнюдь не то, что он хотел почувствовать в свой сорокалетний юбилей. Он вернулся к себе в даунтаун на метро и сел смотреть баскетбольную встречу по телевизору. Потом уже, когда Билли пошёл спать, он позволил себе рюмку коньяка. С днём рождения, сорок лет. Он сидел в молчании весь вечер, попивая шоколадное молоко и слушая музыку по радио.

Теду позвонил Джим О’Коннор и попросил заглянуть к нему в кабинет; когда в половине десятого Тед появился у него, то увидел, что на столе перед Джимом стоит бутылка шотландского виски и две рюмки.

— Выпьем.

— Что случилось?

— Всё кончено, Тед.

— Что?

— С тобой покончено. И со мной покончено, и со всеми тоже. Старик продал компанию… Ты получаешь двухнедельное выходное пособие, и ту неделю, что ещё будешь сидеть в конторе, можешь использовать на поиски работы. Пей.

Тед плеснул себе виски. Его слегка встряхнуло, но виски не оказало на него никакого воздействия. Оно всосалось в него, как в промокашку.

— Он продал компанию! А кто покупатель?

— Какая-то группа из Хьюстона. Они считают, что делом надо заниматься только там. Они перекупили у старика всё скопом и избавляются от всех. В нас нет необходимости. Мы не знаем тот район.

— Но мы знаем этот бизнес.

— Они набирают своих людей. Так что мы на улице.

Биржа труда пока ничем не могла обрадовать Теда, но он понимал, что работал в достаточно узкой области и свободных мест не так много. За это время мелькнули три возможные работы, но на каждой он получал бы значительно меньше того, что зарабатывал раньше. Он даже не примеривался к ним. Правда, как-то раз он зашёл на собеседование, просто уловить его специфику. От всех, кто уже находился в таком положении, он знал, что безработица деморализующе влияет и на человека, и на семью. Шли дни за днями, не принося заметных сдвигов, когда он, покинув компанию, встречался то с одним, то с другим возможным работодателем. Он зарегистрировался на бирже, чтобы получать пособие по безработице. Выходя из дома, он брал с собой книгу, чтобы читать во время ожидания, а не бесцельно глазеть на пустые стены приёмных. Но в конце третьей недели, по завершению последнего собеседования, он понял, что идти ему больше некуда, некому больше звонить, нечего больше делать, кроме как ждать воскресенья, и вместо того, чтобы читать или отправиться в кино, он решил присоединиться к Этте с Билли на игровой площадке — просто чтобы чем— то заняться, ибо сейчас он чувствовал, что на него свалились большие трудности.

Он постарался выкинуть из головы эти ощущения и всецело посвятить себя серьёзным поискам работы. Рано поднимаясь, он одевался, словно шёл на службу, отправлялся в даунтаун и использовал библиотеку на 42-й стрит словно свой офис, пользуясь для телефонных переговоров общественным телефоном, а в перерывах между назначенными встречами читал газетные полосы. Он внимательно просматривал все объявления, выписывая некоторые из них, и посещал агентства, предлагавшие те или иные занятия. Но всем этим он уже занимался через силу. Случались дни, когда с самого утра до полудня он ломал себе голову над тем, чем бы ему заняться, забыв, что ему надо связываться с очередным агентством. Он продолжал играть в эти игры, надевая деловой костюм и направляясь в даунтаун с рабочим людом, расставаясь с которым, он направлялся в библиотеку, где его единственным занятием было чтение газет. Но и тут он испытывал неудобства, когда его стали внимательно оглядывать. Ему приходилось прятать свои записи. Он переместил свой офис в небольшое отделение библиотеки поблизости и проводил время, читая «Вестник потребителя», где приводились сведения о предметах, которые ему никогда не понадобятся.

Персоналу биржи труда требовалось знать, чем он занимается в течение дня, насколько старательно сам ищет себе работу, сколько раз он звонил по телефону, сколько у него было собеседований, где данные о них, можно ли в них удостовериться. Он же проводил весь день в библиотеке, в течение которого делал только два телефонных звонка.

— Почему бы вам не проявить побольше гибкости, мистер Крамер? — спросил его как-то один человек. — Почему бы вам, скажем, не продавать вторые оконные рамы?

— Это предмет ограниченного пользования. Зимы становятся теплее. Времена года всё более походят друг на друга.

— Никак вы иронизируете, мистер Крамер?

— Я ищу работу. Мне нужны деньги. Вы хоть представляете себе, сколько стоят сигары-черуты?

— Это не тема для…

— Пятьдесят три цента каждая, и они буквально растворяются в воздухе.