— Как вы поступите… с этим?

— Частично вывезем за город, где завтрашние смертники приготовят могилы для них и для себя. А часть заберут в больницы, чтобы врачи учились на них. Один ученый профессор часто сюда приходит и рассказывает, что наступили хорошие времена для науки, потому что трупов сколько захочешь! Никогда не знаешь, кому и чем угодишь!

Он рассмеялся писклявым голосом, заслонив широкой ладонью рот.

Они шли по лестнице на третий этаж. Везде были расставлены солдатские посты. Издалека доносились крики, стоны, плач; раздавались глухие звуки выстрелов.

Ленин шел выпрямившись, тяжело дыша; он чувствовал как его охватывает дрожь.

Они вошли в огромную приемную с уходящим вглубь здания коридором, в котором возле каждых дверей прохаживались китайские солдаты.

— Я доложу товарищу председателю «чека»… — сказал сидящий за письменным столом худой блондин с уставшими, покрасневшими глазами.

Когда он ушел, Ленин изо всех сил подавил охватывающее его волнение. Здесь было тихо. Только время от времени раздавались хриплые голоса китайцев и раздражительные, нетерпеливые звонки.

Чиновник долго не возвращался. Стоящие у дверей солдаты смотрели на незнакомого им человека загадочно и с пренебрежением. Они знали, что приходящие сюда по разным делам люди редко покидали здание. Они видели их входящими в приемную и почти никогда — выходящими.

На пытки можно было прийти этим путем, для пытаемых же — существовали другие выходы.

Ленин подумал:

— Мы создали государство в государстве. «Чека» может стать сильнее Совета народных комиссаров…

В глубине коридора открылись двери, и в приемную быстрым шагом вошел Дзержинский.

— Я пришел, Феликс Эдмундович, — сказал Ленин. — К вам трудно попасть!

— Я думал, что вы приедете на автомобиле, а мне тем временем сообщили, что какой-то человек дважды прошелся перед домом «чека»… Мы должны быть бдительны. Нас подстерегают…

— У вас хорошая разведка, — заметил Ленин с улыбкой.

— Специалистами по разведке являются товарищи Блюмкин и Ягода, — ответил Дзержинский. — Прошу ко мне!

Они шли по коридору. На дверях видны были надписи: «Комната №1. Следственная комиссия тов. Розсохина», «Следственная комиссия тов. Озолина». На дверях белели таблички с фамилиями Риттнера, Менжинского, Артузова, Гузмана, Блюмкина.

— Здесь мы допрашиваем обвиняемых, — объяснил Дзержинский, заметив, что Ленин читает надписи. — В конце коридора расположен зал коллегии «чека» и две комнаты: статистическое бюро и архив.

— А остальная часть здания?

— Общие и одиночные камеры. Для наиболее опасных — темницы в подвалах и подземелье, — ответил с гордостью за порядок в учреждении Дзержинский.

— В центре города! — удивился Ленин.

— Знамена должны висеть в видных и посещаемых местах! — тихо рассмеялся Дзержинский. — Ведь мы — знамя власти пролетариата, кровавой мести и насилия над его врагами. Я мечтал разместиться в соборе Василия Блаженного, но здание никуда не годится!

— Парадоксальное намерение! — воскликнул Ленин.

— Парадокс заменяет нам логику, товарищ! — снова рассмеялся Дзержинский. — Все, что мы делаем, это парадокс, а реализуя его, мы набираем необычайную силу и привлекательность в глазах людей с прогнившими, трусливыми мыслями.

— Считаете ли вы, Феликс Эдмундович, что можно долго продержаться на парадоксе?

Дзержинский пропустил Ленина перед собой и, глядя на него, с уверенностью заявил:

— На все время четкого функционирования «чека», товарищ! Ручаюсь вам…

Они сели. Дзержинский закурил сигарету и задумался, содрогаясь лицом и растирая подрагивающие веки.

Ленин осматривал кабинет.

Письменный стол, два кресла, три стульчика, широкая софа со смятой постелью; на полу — светло- розовый, толстый ковер с черными пятнами в нескольких местах. На столе среди красных папок с бумагами и на стене за столом Ленин заметил пистолеты Маузера и парабеллум.

— Вы, товарищ, живете в своем кабинете? — спросил Ленин.

— Нет! — ответил Дзержинский, глядя на него подозрительно. — У меня несколько конспиративных квартир. Я не доверяю даже своим людям, потому что и среди них были предатели. На меня охотятся повсюду…

Он замолчал и склонился над бумагами, просматривая их и подписывая.

Закончив, он буркнул:

— Сегодня у нас «к выдаче» 150 людей… Группа белых агитаторов, которые действовали в деревне…

— К выдаче? Что это означает? — спросил Ленин.

— На казнь, потому что следствие уже закончено, — ответил Дзержинский. — Можем начать с Володимировым?

Ленин кивнул головой. Дзержинский снял трубку телефона и отдал короткий приказ:

— Немедленно ко мне товарища Федоренко. Привести ко мне арестованного из камеры №31. Подготовить семнадцатую камеру! Когда позвоню — ввести ко мне!

Вскоре в дверь постучали. Дзержинский быстро схватил со стола револьвер и, направив стволом на дверь, сказал:

— Войти!

На пороге стоял человек, совершенно, как казалось, не соответствующий этому месту. Высокий, стройный, гладко выбритый и старательно причесанный, он держался свободно и вызывающе. Отглаженный синий костюм лежал безукоризненно на гибкой, элегантной фигуре, светлый галстук и высокий жесткий воротничок свидетельствовали о культурных навыках их хозяина.

— А, это вы, товарищ Федоренко! — воскликнул Дзержинский, кладя револьвер обратно. — Прошу приступать к рассмотрению Володимирова в присутствии председателя Совета народных комиссаров.

Прибывший судья задержал на Ленине холодные, голубые глаза и склонился перед ним с вежливой улыбкой.

— Очень хорошо складывается! — сказал он звонким голосом. — Попрошу председателя комиссаров сесть возле окна и повернуть кресло таким образом, чтобы вас не было видно, вот так! Отлично!

Он хлопнул в ладони. Щелкнув винтовками, вошли солдаты, сопровождающие арестованного.

Долгое время царило молчание. Люди мерялись взглядами, спрашивающими о чем-то волнующем, изучали друг друга без слов.

Наконец раздался вежливый голос Федоренко:

— Мы правда не хотели бы обижать вас, товарищ Володимиров! Но пока мы бессильны, потому что вы скрываете тайну, которую мы должны раскрыть любой ценой…

Володимиров не отвечал.

Федоренко спокойно, вежливо продолжал:

— Давайте припомним все, о чем вы соизволили нам сообщить! Перед началом пролетарской революции вы были капитаном царской гвардии, а потом записались в союз шоферов и получили должность в гараже Совета народных комиссаров. Насколько понимаю, я все точно повторил?

— Да… — шепнул Володимиров.

— Я очень рад! — воскликнул следственный судья. Теперь нам предстоят вещи более деликатные. Вы, товарищ, дали показания, что в момент отъезда товарища Ленина из манежа, вопреки приказу трогаться, не сделали этого и ждали террористов, продиравшихся через собравшуюся на митинге толпу.

— Да… — прозвучал короткий ответ.