– Ты что, тоже претендуешь?

Она настороженно смотрела на меня. Черт, только этого не хватало! У нас явно начался ледоход – одно неосторожное движение, и под тобой трещит.

– Лен, успокойся. Я гипотетически. Вы сами там разберетесь. Я вообще мимо проходила.

Как далеко я отплыла от берега, с которого когда-то бросилась в эту бурную реку гламура. Теперь, когда Полозовой нет, не утонуть будет сложнее.

На следующий день Аня объявила:

– Теперь ездить на переговоры будем в расширенном составе. И мы с Мариной присоединимся. Надо команду показать, чтобы не было никаких разговоров!

Никаких разговоров и так не было – увольнение Иры предпочитали не обсуждать. Во всяком случае, открыто.

На первые переговоры я поехала с Красновой – на Рублевку, в роскошный медицинский центр «А- клиникА» к хирургу Ольховскому, главврачу и директору в одном лице.

– Делать операцию у Ольховского – это супермодно! – сказала Ленка, которая была от него в восторге.

К Ольховскому, московской знаменитости, было не попасть ни под каким видом, и мне стало даже интересно – что это за человек, который бестрепетно каждый день кроит по выкройке 42—44 живые груди, задницы и бедра.

Ольховский оказался веселым. Осмотрел нас с ног до головы – казалось, он прикидывает, что здесь не так и что стоит отрезать.

– С чем пожаловали, красавицы?

– Андрей Андреич, я видела вашу последнюю работу. Милочку нашу.

Имелась в виду Мила Ямбург, владелица бутика «Монте-Наполеоне», которую я где-то уже встречала. Точно, на той самой тусовке в ГУМе, когда Канторович…

Стоп! Про это не думать, не думать. С тех пор как мы расстались, я заблокировала эту часть сознания. Вот сейчас надо остановиться. Немедленно!

– Ой, лапочка, что ты, это не последняя! Тут у меня красавицы сейчас другие.

– Шоу-бизнес?

– Какой там. Выборы скоро – читали газеты-то, красавицы? А это кто с тобой, лапочка?

Ольховскому было лет 50. Помоложе моего папы. В нем потрясало сочетание простонародного лукавства, этакий дед Лукич с ленинским прищуром, и цинизма, возможно, чисто врачебного. И говорил он с интонациями деревенской сказительницы – так бабушки рассказывают внучкам сказки.

Я представилась.

– Сколько лет?

– Ей 32. Она меня старше! – вставила Ленка.

– Ко мне не скоро придешь, все нормально там у тебя. Хотя вот эта лапочка у нас уже чего-то подделала.

– Да губы чуть-чуть, не считается.

– Ага, ага. И не торопитесь, в гости-то к сказке!

Точно, это было в передаче в «Гостях у сказки». Бабки-ежки в платках захлопывали резные наличники – вот и сказке конец, а кто слушал – молодец.

– Ваша Волкова тут мне звонила. Говорила чего-то много, долго. Я ничего не понял. Она у вас нервная какая-то, ага? Так, ладно, чего хотите, лапочки?

Мы начали плести Ольховскому про задачи журнала, про то, какой важной для читательниц является проблема красоты и как мы собираемся расширить тему пластической коррекции.

– Я понял все, лапочки. Рекламу вы хотите, ага? Рекламу не дам. Мне «Эля» и «Вога» хватает – во! – Ольховский полоснул пальцем по горлу. – Не успеваю с морды кровь утереть.

– Андрей Андреич, речь идет о стратегическом партнерстве! – выпалила я и сама поразилась сказанному. Ольховский посмотрел на меня поверх очков. – Мы предоставим вам большой объем редакционной поддержки, – зачем-то я встала в позицию рекламного менеджера. Никогда не выпрашивала ни у кого деньги, но тут я почувствовала азарт.

– Все равно не дам. Лапочки, у меня все в порядке. Вся ваша светская хроника в очереди стоит.

Наша миссия проваливалась. Аня Волкова – и это было наше главное задание – хотела сделать у Ольховского операцию. Ленка сообщила мне это под страшным секретом:

– Мы не можем вернуться с пустыми руками. Аня убьет!

– А почему она заплатить не может?

– Не задавай лишних вопросов. Не хочет или не может – нам какое дело.

Почему-то Волкова любила бартер. Зачем он ей – при живом-то богатом муже?

– Андрюшечка Андреевич, миленький, мы готовы по бартеру. Смотрите, цена полосы у нас 7500 евро, со скидкой получается…

– Ой, лапочка моя, оставь свою агитацию для девочек с собачками и нефтяников этих, газопровод Нефтеюганск—Помары—Ужгород. Поговорили, пошутили. Сейчас чайку попьем. Есть небось хотите, ага?