– До сих пор, потому утро скоро, а мы еще…

– Пусти!

– Ты замолчишь, наконец?!

Я замолчала. А когда открыла глаза, на рваных краях сосновых лохмотьев уже серебрились тонкие паутинные ниточки рассвета.

– Я вчера подумала… Все-таки плохо, что ты журнал купил.

– Почему? – он закурил.

– Потому что получается, что я ничего сама не могу. Если бы ты не купил, меня бы уволили. Настя была бы…

– Да кто бы тебя уволил! А Настю все равно бы не поставили. Она же не мозги, а тело.

– Ах, все-таки тело, да?!

– Ладно, ладно, ну не тело, а лицо…

– А я, получается, кто?

Он сжал меня, сгреб в кучу, подтянул к себе.

– Ты – это ты… Знаешь, Ален, а я завелся медиахолдинг делать! И твой журнал как раз сюда очень хорошо укладывается. Смотри, а если я у Волкова заберу телик, тогда получится… – он замолчал и уставился в потолок. Считает…

– А то, что мужики все решают, так это нормально в этой стране. Всегда так было, и так будет! – сказал он после паузы и закинул ногу на мое бедро.

– Ну да, вот вы и нарешали! – Я высвободилась от неожиданной тяжести.

– А что? Экономика растет… Слушай, может, тебе в политику? Будете там с Волковым маршами дирижировать.

– Нет, в политику я точно не хочу.

– А чего ты хочешь? Может, тебе вообще не работать, кстати? Тогда журнал надо продавать… Докрутим его и скинем через паузу.

Действительно, зачем мне этот журнал, холдинг какой-то…

Не работать. Буду ходить по магазинам, на массаж… И у папы что-то с сердцем неважно, надо им заняться. Еще здесь на даче кое-что подделать… Смягчить французской прованской необязательностью прямолинейную новодельность дома, навести глянец… Но не грубый, очевидный, а пунктирный. То, что называется у декораторов shabby chic, потертый шик. Короче, состарить надо новые деньги.

Ага, и буду я сидеть в башне из слоновой кости, глядеть на большую рублевскую дорогу, терзать телефон: «Зайчик, ты скоро приедешь? Да-а? А когда-а?» Тьфу! А зайчик будет садиться в самолет с какой-нибудь шестнадцатилетней модельной мышкой… Тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог!

– Я думаю, надо все-таки холдинг делать. Там пока вопрос… Потому что, если Волков канал берет, там будет по деньгам другой расклад при распиле… Это серьезное решение. Смотри, а если у меня остается лакшери-сегмент, тогда все это в одну корзину… Алена, но если я берусь за медиахолдинг, тогда ты будешь там мне нужна. Надумаешь, я на тебя часть активов оформлю – журнал, то-се… Но надо серьезно, понимаешь, Алена?

Как он моментально переключается. Или он всегда думает про дела? Даже сейчас…

Я только теперь поняла, что моя безграничная свобода сузилась до двух вариантов – войти в его бизнес или засесть в этом доме почетной гуманитарной узницей. Ничего себе!

Цифры и буквы затеяли бешеную драку в моей голове. Я любила буквы, а теперь должна полюбить цифры?!

И вдруг подумала – может быть, это и есть две стороны одной медали? Деньги, выраженные в цифрах, – это концентрированное выражение эмоций. А эмоции, выраженные через буквы и выпаренные до состояния журналов, книг, сценариев, легко продаются за деньги. Может, он прав, и это можно совместить…

Я смотрела на него. Плечи, шея, нахмуренный лоб… Смотрела, как бьется жилка на виске и дрожат ресницы. О чем он там думает?

Раньше, когда он был чужой, мне никогда не приходило в голову, что с ним может что-нибудь случиться. Ну живет себе и живет, что ему сделается… А теперь понимала, как хрупко и ненадежно тело, как легко все это прервать, как много вокруг хищных, ужасных инструментов, способных уничтожить нас в одночасье. За высоким забором бушевал жестокий, враждебный мир. И он будет каждый день туда уходить, а я буду думать, не случилось бы чего с ним. Я теперь боялась за него, как боялась бы за ребенка… Лучше я буду там, рядом… Потому что так мало времени. И это все не навсегда. В любом случае, все кончится когда-то. Господи, что это со мной…

– Ты чего, плачешь, что ли? Чего случилось?

– Я подумала, что мы возьмем и умрем…

– С чего это? Господи, я ей про дело, а она… Ну ты даешь, дурочка! Ну умрем. Надеюсь, не завтра. И чего вы, девки, такие… Не поймешь никогда, чего вы хотите!

– А вы никогда не понимаете!

– Потому что не объясняете. Вот ты можешь сказать, чего хочешь?

Я всхлипнула. И решилась:

– Любви. И чтобы меня любили… – спрятала лицо в подушку, чтобы не было видно, как я краснею.

– Хочешь – значит, будет! – он вытащил меня на свет.