видали…

Никто из читателей антижурнал бы не покупал. Потому что нет людей, которые хотят быть разочарованными. Я лично не хочу знать, сколько стоит моя сумка Prada: сколько в этой цене – именно сумки, а сколько пошло на пять букв.

И что в таком случае гуманнее – издавать журнал, который утешает, или плеваться людям в лицо правдой, от которой им не захочется жить?

В школе, когда мы разбирали пьесу пролетарского писателя Горького «На дне», позором был заклеймен утешитель Лука, хитрый дед, отвлекающий обитателей социального дна от классовой борьбы разговорчиками про то, что все будет хорошо. Образ деда, как утверждало официальное литературоведение, зашифрован в строчке Беранже: «Господа, если к правде святой мир дороги найти не сумеет – честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». А я вот теперь думаю, что бомж Лука был идеологом глянца, буревестником российской буржуазной революции конца XX века. Предчувствовал великий пролетарский писатель, любитель гламурного Капри, что за победой кайла и сохи грядет реванш капитала. А с капиталом приходит глянец и покрывает толстым слоем двадцатичетырехкаратного золота все вокруг.

Это я так, болтаю всякую чепуху, упражняюсь в остроумии, соскребаю защитный слой на просроченном лотерейном билетике в поисках призовых символов. Но опоздала я к розыгрышу призов.

Мое настроение уже несколько дней находилось в состоянии маятника. Меня качало от «вот я дура!» (низовая отметка) до «эти дуры еще пожалеют!» (пик оптимизма). Когда я выскакивала в верхнюю точку, бросалась к телефону, мобилизуя весь запас позитива для бесед с потенциальными работодателями. Они же, как собаки, чуют страх и отчаяние. Я уже поговорила с Мишкой, он долго матерился, клеймил мое ренегатство, глумился, но обещал что-нибудь придумать.

– Сейчас вакансий нет. Попробую для тебя выбить. Но не быстро. Ты там пока не голодаешь?

– Нет, – я обещала Полозову продержаться на стратегическом запасе крупы до наступления лета. Но не дольше.

Сейчас я собирала агентурные сведения – кого кому где надо. Долбить отделы кадров издательских домов своими резюме неправильно. Работяга, ищущий работу, и профессионал, оказавшийся вовремя в том месте, где ищут ценного кадра, – это две разные особи. Я собиралась пополнить ряды элитных особей.

Задешево продаваться не собираюсь! Лучше поголодаю. Захотелось есть. Я открыла кухонный шкаф – гречка, овсянка на дне банки, макароны, соль, сахар, перец по вкусу. Макароны, что ли, отварить? Даже сыра у меня нет. Я постояла перед глубокой кулинарной пропастью и решила – а наплевать! Пойду в магазин и куплю суши.

Да, в супермаркете неплохие маркетологи. Прилавок с суши стоял возле касс, и по пути к цели я набрала кучу продуктов, в которых мой холодильник вообще не нуждался. Когда я балансировала с четырьмя пакетами наперевес, пытаясь отыскать в сумке ключи от машины, зазвонил телефон.

Я люблю свой телефон. Мне нравится говорить по мобильному, когда я сижу в пробке, вхожу в бутик (лучший способ избежать прямого контакта с продавцами, этого назойливого «вам помочь?») или стою в Шереметьево в очереди на паспортный контроль. Но такими моментами телефон меня не балует. Наоборот, он звонит тогда, когда руки заняты сумками, когда мне надо спустить воду в туалете, когда я пытаюсь припарковаться задом на улице с односторонним движением. Интересно, почему он так делает?!

– Алло? Кто? – Я едва успела отскочить от «Форда», который собирался въехать на стоянку прямо по моим ногам.

Звонила Вера.

– У меня новости. Ты сидишь?

– Стою. Какие новости? – я насторожилась. Волкова обещала выплатить мне остаток зарплаты за март. Неужели кинет?

– Лучше сядь. Алена, ты не поверишь! Волкова хочет, чтобы ты ей позвонила. Меня уполномочили тебе официально это сообщить.

– Зачем? Что ей надо?

– Позвони – узнаешь. Прямо сейчас ей звони!

– Вер, я не буду играть в эти игры. Скажи мне, чего она хочет, и я подумаю – звонить мне этим людям или нет.

– Ален, умоляю, только не сдавай меня! Они с Затуловской хотят тебя вернуть! Представляешь? Нереально, да?! Аня тебя вспоминает по любому поводу. Вчера, когда номер планировали, Волкова пыталась выбить из девок идеи, все молчали. И она сказала – вот Алена бы сразу придумала, а вы ничего не можете. Они после вечеринки с Затуловской говорили, что у тебя сильный характер. Что ты лидер. В общем, вчера вечером Волкова просила тебе позвонить. Ну что, обрадовала я тебя?

– Не знаю… – Я лихорадочно обрабатывала информационный поток. Честно говоря, мне было приятно. Я надеялась, что рано или поздно они пожалеют, но не думала, что это случится так быстро.

– Я тебя умоляю, не дури! Ну поругались, но ты же знаешь, Аня не со зла.

– Правда? А с чего? И я прекрасно помню про охрану!

– Ален, ты хочешь извинений? Их не будет. Они не будут терять лицо. Но в любом случае у тебя сильная позиция – не ты просишь, тебя просят.

– Я подумаю. Но сама звонить не буду. Пусть Волкова мне позвонит.

– А это ты зря!

– Почему? Она на это не пойдет? Или она мне потом этого не простит?

– Я думаю, второе. Сейчас такая ситуация, что ты можешь ставить любые условия. Но это чревато, сама понимаешь.

– Вер, давай так. Я сегодня подумаю об этом и завтра сама тебе позвоню.