– Рада потому что тебя слышать! Собиралась тебе позвонить, но все как-то некогда было.
– Некогда ей было! А теперь свободна? – Полозова фыркнула.
Но я не обижалась. Ирка была единственным человеком, которого я сейчас хотела слышать и кто мог меня понять.
– А теперь абсолютно свободна! Ты уже знаешь про меня?
– Знаю. Добро пожаловать в клуб!
– Отставных главных редакторов-неудачниц?
– Почему неудачниц? Клуб редакторов с опытом административной борьбы. Это ценно.
– Да ну, Ир. Чего в этом хорошего? – Я закурила, поудобнее устраиваясь на диване.
– Теперь научишься сама плести интригу. Если бы тебя не побили, так бы и осталась девочкой, которую любой может развести. А сейчас ты опытный боец.
– Ир, знаешь, что самое противное? Ошибаться в людях.
– В ком ты ошиблась? В Островской? Или в Волковой? Ты не знала, на что они способны?
– Понимаешь, я думала, что вместе работаем, делаем журнал, сотрудничаем…
– Не понимаю! Ты считала их друзьями, что ли? Или коллегами? Тем более логично, что уволили. Тогда ты вообще слишком долго просидела там. Ты, Алена, начальницей была. На-чаль-ни-цей. А если ты начальница – обязана манипулировать людьми.
– Но это же подло!
– Мы обсуждаем сейчас твое увольнение или морализируем?
– Ну… – я замялась.
– Вот именно. А если ты стала объектом манипуляций, значит, плохой начальник была. Хороший начальник играет на слабостях подчиненных. Сталкивает людей лбами. А ты боролась за качество журнала, да?
– А это неважно, что ли?
– И что теперь тебе от этого качества? Подготовила журнал для преемника – ну, молодец. Ведерниковой будет легче работать.
Я вздрогнула.
– Ведерниковой?
– Ты не в курсе еще? Они Настю собираются назначить.
У меня пересохло в горле.
– Слушай, этого быть не может. Это ерунда, – я старалась, чтобы мой голос звучал нейтрально. – Она же не журналист даже, как она будет работать?
Я могла бы и не спрашивать. И не удивляться. Потому что ни в каком другом журнале это было бы невозможно.
– А она и не будет работать, – Ира рассмеялась, – Работать будет Островская. А Настя рожей светить. Осуществлять связи с тусовкой и олигархатом. Это даже неплохо для издания. Сейчас такой тренд – назначать звезд лицами журналов. А журналисты – сосут. Это же чернорабочая профессия. Звездой надо быть, а не профессионалом. Это я тебе как издатель говорю.
Ведерникова была моей кармой, ангелом смерти всех моих начинаний, летящим на крыльях ночи.
– И что мы теперь должны делать? Как с этим бороться?
– Мы – это кто? Ты кого представляешь – профсоюз корреспондентов и младших редакторов? Ты о себе думай сейчас, не надо отапливать космос. Я точно в такой же ситуации была, если помнишь. И решила, что хватит. Если услышу, что меня кто-нибудь журналистом назовет, сразу в морду могу дать. Для меня теперь журналисты – рабочая сила. Я их нанимаю, и задешево нанимаю, могу тебе сказать. Дорого эти люди не стоят.
– Ир, ты что, оскорбить меня хочешь?!
– А это зависит от того, что ты сама про себя думаешь. Если ты дешевка, бедная овечка, которую обидели, тогда можешь оскорбиться.
Мне вдруг стало себя жалко. До слез.
– Я только и слышу, как все меня учат, учат! Я дура, я не права, я наивная, я сама виновата. Хоть бы кто-нибудь просто посочувствовал. Ты ведь знаешь, как это ужасно все, – я зашмыгала носом. – Ты знаешь, какие они суки. Думала, что ты, как человек, который через это прошел, хотя бы не будешь мне гадости говорить…
Полозова молчала.
– Алло, Ира, ты слышишь меня?
– Меня никто не жалел тогда. И ты, между прочим, тоже.
Вот он, упрек, долетевший до меня через несколько месяцев.
– Ира, это не совсем так, я…
– Да, просто ты не смогла отказаться, когда тебе предложили. Я тебя понимаю. Но мне от этого было не легче. Но, представь, это оказалось полезно. Теперь я плевать хотела на весь этот глянец. И ты тоже
