одеваешься кое-как... Ну разве можно? Тебе же всего сорок, а выглядишь на сорок пять! Я в твои годы...

– Да знаю, мам, знаю! Ты в свои сорок запрыгивала на ходу в троллейбус, и работала на двух ставках, и еще при этом следить за собой успевала! Да ты у меня и сейчас красавица, мам!

– Ой, уж и красавица... – снимая перед зеркалом шапку и торопливым жестом оправляя прическу, немного кокетливо произнесла мама. – У меня уже старшему внуку двадцать лет, какая там красота...

– В каждом возрасте своя красота, мам. Ты чаю хочешь?

– Давай...

– Ага, сейчас...

Мама прошла на кухню, уселась на диванчик, вздохнула неловко, явно собираясь продолжить начатый разговор.

– Нет, и впрямь, Лизонька, ты бы хоть на диете какой посидела, что ли... Сорок лет – возраст для женской фигуры вообще критический... Располнеешь – в обратное состояние уже не вернешься. Говоришь тебе, говоришь, а ты все от подобных разговоров увиливаешь... А зря, между прочим. Кто тебе еще скажет, если не мать?

– Я не увиливаю, мам. Я с тобой совершенно согласна. А только когда мне за собой следить, при такой семьище? Прибегаю с работы – успеть бы ужин поскорее приготовить... А пока готовлю, уже нахватаюсь того-сего. Нет, мам, с такой семьей не похудеешь, этим делом специально надо заниматься, лишний раз на кухню не заходить...

– Ну, давай я буду приезжать вечерами, вместо тебя ужин готовить! А ты не будешь на кухню заходить, чтобы видом продуктов не соблазняться!

– Ой, да ну, мам... Зачем такие жертвы, не понимаю... В принципе, мне и с лишними килограммами неплохо живется.

– Да мне ж только в радость тебе помочь, Лизонька! Какая ж это жертва... Это ты, между прочим, себя в жертву семье приносишь, а я – что... Мне ты в любой ипостаси нравишься, ты ж моя дочь. А вот мужу, извини меня за прямоту, ты должна всегда молодой да свежей казаться! Иногда и в ущерб домашнему уюту! Где он, кстати?

– В баню ушел. С друзьями.

– Это что, в лучших новогодних традициях?

– Ага...

– Ну-ну... Хороший он у тебя мужик, такого и по баням отпускать не страшно. И все равно... Ты к моим советам прислушайся! Запускать себя не след!

– Ладно, мам, прислушаюсь. Зато посмотри, как у меня дома хорошо... Чисто, уютно, праздником пахнет... Вот я сейчас тебя ждала и думала – какая же я молодец! Мне судьба все время сюрпризы подкидывает, а я не уворачиваюсь, ловлю их послушно да леплю в единое целое... Может, у меня такой талант, а? Создавать целое из осколков? Помнишь, как мы с Владом первое время трудно друг к другу привыкали? Встретились – два раздрызганных одиночества... И ничего, все склеилось, и Максимку он полюбил, как родного... А потом я – его Ленку... И Сонечку родили... Ну скажи, я ведь молодец, мам?

– Ой, да сплюнь! – сердито шлепнула ладонью по столешнице мама.

– Это почему? – весело хохотнула она, удивленно подняв брови.

– Сглазишь, вот почему! Знаешь, когда у человека жизнь вдруг ни с того ни сего начинает крен давать? Когда он вот так, как ты, стоит и каркает: я молодец, я молодец...

– Да ну тебя, мам! Ну какой крен, что ты? Да мы с Владом так навеки пасынками-падчерицами да родной доченькой скованы, что эту цепь и захочешь, не разорвешь! Лучше и не пытаться, потому как хлопоты дороже самой цепи получатся... Нет, мама, на нас с Владом уже никакие сглазы не подействуют!

– Прекрати, говорю! Ей дело говорят, а она все каркает и каркает! – уже не на шутку рассердилась Анна Сергеевна. – Никогда нельзя расслабляться, слышишь, и на минуту нельзя! Как только подумаешь, что все в твоей жизни наконец-то наладилось, так она тебе по башке и треснет от души! Знаю, что говорю! На себе проверено!

– Ладно, ладно, не буду больше... – весело засмеялась Лиза. Потом подняла палец, напряглась, прислушиваясь: – Ага, вот и Сонечка проснулась, кажется... Пора бы и Владу появиться...

Он появился – через полчаса. И сильно навеселе. Почти как тот, из новогоднего фильма. Стоял в прихожей – дубленка нараспашку, шапка в руке, оттопыренной в жесте величайшего добродушия – вот он я, весь ваш, принимайте таким, как есть...

– Вла-а-ад, – не очень строго, но все же с долей неудовольствия протянула Лиза, – ну ты же обещал...

– Цыть, женщина! – продолжая счастливо улыбаться, мотнул он головой и даже притопнул слегка, одновременно пытаясь стянуть с ноги ботинок. Не удержавшись, плюхнулся на мягкий пуфик в углу прихожей, поднял на нее веселые хмельные глаза: – Цыть, говорю! Я чист перед тобою и телом, и душой, и я трезв как стекло! Ну, может, самую малость нетрезв... Сейчас чайку крепкого, полчаса подремать, и как рукой... Здрассьть, Анна Сергеевна...

– Здравствуй, Владенька, здравствуй... – ласково пропела Анна Сергеевна, выглянув из кухни. – Спасибо, родненький, что в город Санкт-Петербург не улетел...

– Ку-да? Не понял... А... зачем?

– Мама так шутит, Влад. Давай раздевайся быстрее и иди спать. Я через час тебя разбужу, – с ледком в голосе произнесла Лиза. – Видимо, с тобой бесполезно о чем-то договариваться...

– Ли-из, – капризно прохныкал Влад из своего угла, – ну не мог же я с ребятами газировкой старый год провожать... Что я, завязавший алкоголик, что ли? Я и так по чуть-чуть... Вон, Сашку Полевого вообще мешком в такси затолкали... А я сам, на своих двоих дошел...

– Ладно, и на том спасибо, что дошел. Ну же, вставай, чего ты там расселся! И марш в спальню!

– А чай? А покрепче? А с лимоном?

– А чай – потом!

– Да-а-а? – поднял он на нее хмельные дурашливые глаза.

– Да! Иди в спальню, раздевайся и ложись спать! Потом будет тебе и лимон, и какао с чаем!

– Ну, хорошо... Потом так потом... А где моя дочь Софья? Софьюшка, родненькая, ты где? Иди к папочке, солнышко, я тебя поцелую...

– Да тихо ты, мама ее на кухне кашей кормит... Не отвлекай ребенка от процесса, после поцелуешь, когда проспишься!

– Да-а-а?

– Иди, хватит придуриваться! – не удержалась она от невольного смешка, глядя в его веселые, искрящиеся хмельным добродушием глаза. – А то и впрямь рассержусь, ты меня знаешь... И хватит елозить мокрыми ботинками по линолеуму, я пол мыла!

Уложив хмельного мужа в постель, она вернулась на кухню, села за стол, стала с умилением наблюдать, как Сонечка, важно нахмурив бровки, старательно тащит в рот зажатую в пухлом кулачке ложку с рисовой кашей.

– Умница, доченька... Вкусную кашу бабушка сварила?

Соня глянула на мать исподлобья синими хитрованскими отцовскими глазами и чуть не пронесла ложку мимо рта, на миг задумавшись.

– Неть! Не хочу больше кашу! Я банан хочу!

– Да ну тебя, Лизавета! – сердито обернулась от плиты Анна Сергеевна. – Чего ты ее с панталыку сбиваешь? Я только-только ее на кашу настроила... Ест и ест ребенок, сиди, не обращай никакого внимания!

– Я банан хочу! – снова потребовала Соня, отодвигая от себя тарелку.

– А давай мы пойдем на компромисс, доченька! Смешаем банан с кашей, и очень вкусно у нас получится! Мам, дай банан...

– Ну вот, началось... Так и приучишь ее с малолетства к компромиссам!

– А что в этом плохого? Компромисс – это очень хорошая вещь, мам. Иногда просто необходимая. Куда без него, без родимого? Вот вся моя жизнь, например, – сплошной компромисс... А иначе не видать мне