— Ну, как хочешь… Ладно, я пойду, у меня там девчонки с клиентами не успевают… До завтра, Ань!
— До завтра, Кать…
Быстро натянула пальто, выскочила на улицу, огляделась. Наверное, Иван ее у парадного входа ждет… Заторопилась, нога скользнула в колдобину заледеневшего снега… Оп! Что это? Каблук сломался! Нет, ну что за напасть такая… В самый неподходящий момент! Придется теперь на такси домой ехать. Не судьба, значит, с Иваном до дому пройтись…
Он и впрямь стоял у парадного крыльца, ждал ее. Подошла, прихрамывая, подогнула в коленке ногу, как жалкая цапля:
— А у меня каблук сломался, Иван… Придется домой на такси ехать…
— Ну, невелика беда, каблук. Дайте-ка, я посмотрю.
Сел на корточки, ухватил ее за лодыжку, пробормотал что-то едва слышно.
— Что? Что вы говорите, Иван?
— Да ерунда, говорю… Тут дела — на десять минут… Пойдемте ко мне, я тут недалеко живу. Приделаю на место ваш каблук.
— А вы умеете?
— Умею.
— Что ж, идемте… Только я совсем у вас на руке повисну…
— Валяйте, висите на здоровье. Нам туда, во дворы…
Потом уж она сообразила, что, наверное, слишком быстро согласилась. Даже неприлично радостно как-то. Еще и волнение окатило, и бабочки пресловутые внутри ожили, затрепыхались пугливо. А с другой стороны — что такого особенного? Если и впрямь сумеет каблук прибить…
— Вон мой дом, красная кирпичная пятиэтажка, видите?
— Да. И правда — недалеко.
— Аня, у меня к вам предложение… Может, на «ты» перейдем? По-моему, сломанный каблук — это хороший повод… Это лучше, чем брудершафт…
— Вы думаете?
— Я так полагаю, Ань.
— Ну что ж… Давайте на «ты». То есть давай на «ты»…
— Ну, вот и отлично. Значит, пока я каблуком занимаюсь, ты чай-кофе организуешь, идет?
— Идет…
— Ну, вот и отлично. А потом погуляем, я тебя домой провожу. Я в последнее время увлекся этим занятием — тебя провожать.
— А по-моему, ты увлекся душеспасительными беседами, разве не так?
— Ну, одно другому не мешает… Вот мы и пришли… Осторожно, здесь ступенька высокая, второй каблук не сломай!
— А что, ты же умеешь, и второй прибьешь!
Надо же, как у нее прозвучало — с кокетством. Испугалась, подумала о себе отстраненно — ах ты, старая цирковая лошадка… И откуда что берется! Воистину неистребима в бабе ее природа…
Поднялись на третий этаж, Иван открыл дверь, жестом пригласил войти в квартиру. Шагнул за ней, нажал на кнопку выключателя, принял в руки ее пальто, пристроил на плечики в шкафу.
— Ну, скидывай сапожки… А сама шуруй на кухню, разбирайся там с чаем-кофе.
— А ты кофе будешь? Или чай?
— Да мне все равно. В холодильник загляни, там фрукты какие-то есть… А конфеты в шкафчике справа, на верхней полке. Да, еще в гостиной, в баре, вино… Выбери бутылку, какая понравится. Отметим твое появление в моем доме. Ты не против?
— Нет, я не против.
И впрямь, глоток вина не помешал бы… Как-то все стремительно получилось, вот уже и дом, и вино, и почти интимная обстановка. Да, почти. Если бы не сломанный каблук…
Ступила из прихожей в гостиную, огляделась мельком. Ага, квартира, значит, двухкомнатная. И сразу видно, что холостяцкая. Как такового беспорядка нет, конечно, но все равно — видно. Женской руки не чувствуется, слишком уж все прямолинейно устроено, без уютных изгибов. Диван, два кресла, меж ними столик, заваленный всякой дребеденью. Рабочий стол с компьютером в углу. Полки с книгами, телевизор… Ничего лишнего, полный аскетизм. Во вторую комнату дверь плотно прикрыта, там спальня, наверное… А кухня-то где? Ага, прямо по коридору…
Кухня, наоборот, оказалась довольно уютной. И чистой. Даже ни одной грязной посудины в раковине нет. И — о, чудо! — хлипкий цветочек розовой герани на подоконнике… Как ты сюда попал, атрибут сладкого мещанского счастья? Дай-ка я тебя водичкой полью…
Сварила кофе, достала фрукты из холодильника, красиво уложила на плоскую керамическую тарелку. Да, еще конфеты. И вино, вино! Как же без вина-то? Так, что там у хозяина в баре? О, даже «Киндзмараули» есть… А ты откуда, забытая за последние годы радость? Тоже ведь атрибут был своего рода… Ладно, возьмем «Киндзмараули», обездолим хозяина. Все, стол накрыт, народ к разврату готов. Кажется, такой фразой Лев Дуров приглашал незабвенного Шукшина в «Калине красной»? Эй, народ, где ты…
Заглянула в прихожую — Иван все еще колдовал над сломанным каблуком. Поднял голову, улыбнулся:
— Сейчас, еще пять минут…
— А что, получилось?
— Конечно, получилось. Я, между прочим, когда-то свой бизнес этим делом и начинал.
— Сапожником, что ли?
— Нет. Палатку по ремонту обуви на бойком месте открыл. Помнишь, каким спросом такие палатки пользовались?
— Помню… В те времена выгоднее было старую обувь ремонтировать, чем новую китайскую покупать.
— Да, так оно и было. Ну все, получай свою обувку, хозяюшка, — протянул ей сапог, ухватив за голенище, — долго еще носить будешь, мастера вспоминать.
— Спасибо… Надо же, и впрямь получилось…
— Стол-то успела накрыть?
— Конечно. Прошу…
Сели в гостиной, в креслах, напротив друг друга. Иван открыл вино, разлил по бокалам.
— Ну? За что будем пить?
— Не знаю…
— А давай за тебя, Ань. За твой талант, за красоту, за профиль Нефертити…
— Ой, да какой там талант!
— А я думал, ты скажешь — какой там профиль…
— Смеешься, да?
— Ничуть… Ладно, не обижайся. Ты и впрямь замечательно романсы поешь. Есть что-то в твоем голосе… Не знаю даже, как определить… А вообще, словами эту душевную замануху определить нельзя. Она — сама по себе, определения — сами по себе. А закавыка в том и состоит, что один раз услышишь и еще хочется… Ну, давай, за тебя!
— Спасибо… Спасибо, Иван…
Она глотнула вина, подняла брови, глянула на него с удивлением:
— Надо же, настоящее! Тот самый забытый вкус «Киндзмараули»!
— Да. Это мне друг из Тбилиси привез еще год назад. Вот, пригодилось для случая. Кстати, и в тему! Тоже ведь, казалось бы, вино как вино… Ан нет, от другого продукта отличается. Именно присутствием этой неуловимой заманухи и отличается, согласись?
— Да, наверное… А ты меня не осудишь, если я весь бокал выпью?
— Да на здоровье. И еще налью.
— Не боишься — напьюсь?
