Клавдий останавливается, поворачивается и нескончаемый миг смотрит прямо в лицо Брагге. Потом поднимает корону ещё выше, так высоко, как только может, – и начинает речь. Он говорит заученными фразами о верности легионов, о том, что они – плоть от плоти Империи, что они – ее разящая длань. Проконсул не мастер долгих и красивых речей, это известно всем, поэтому он не особо усердствует. От имени всех, кто носил латы и щит с изображением василиска, он клянётся в верности новому повелителю, и легаты, как один, повторяют его слова.
Печёт немилосердное солнце. И спастись от него можно одним-единственным.
Старческие руки архиепископа, все в сиреневых жилах и коричневатых пятнах, протягиваются к короне, слегка трясясь. Клавдий преклоняет колено и, опустив голову вручает реликвию первосвященнику. Проконсул не слышит гула толпы, одобрительных возгласов – долго живи, Император!
Брагга медленно преклоняет колени, вновь поднимается. И так же медленно направляется вверх по ступеням. Дрожат руки первосвященника.
Взор Клавдия словно прикован к процессии. Рядом с легатами появляется стража, но это уже ничего не изменит. Брагга в одной ступени от архиепископа.
Слишком жарко, Клавдий. Слишком жарко. А воды нет и не будет.
И передовому легиону надо продержаться, пока не подтянутся главные силы. Брагга опускается на одно колено. Склоняет голову.
Клавдий знает, что на него, бывшего проконсула Империи, смотрят сейчас и свитские в кованых доспехах, и оба мага Радуги, и невидимые серые, затерявшиеся в толпе. Брагга оказался бы последним глупцом, поверь до конца ему, Клавдию Варрону.
Проконсул не шевелится. Неподвижны и остальные легаты. Гладиусы остаются в ножнах. Сжатые кулаки на виду. От командиров грозных легионов остались только имена.
Клавдий поймал торжествующий взгляд барона, становящегося Императором. Да, они унижены и растоптаны, несмотря на выторгованные условия. Кондиции скоро разорвут – когда Брагга почувствует себя достаточно уверенно в Мельине, если, конечно, сюда прежде не явятся козлоногие. Но о тварях Разлома достойный барон сейчас явно не думает.
Светские глядят в склонённые затылки легатов с явным пренебрежением. Купил их Брагга, как есть, купил с потрохами.
И маги Радуги, даже если способны, не прочтут сейчас в мыслях Клавдия и его товарищей ничего изменнического.
…Проконсул не потянулся к эфесу парадного меча. Короткий засапожный нож, голенище совсем рядом с пальцами – Клавдию оставалось только сомкнуть их на твёрдой, нагретой солнцем и его собственным телом рукоятке. Мир разорвался пополам, и дороги назад не стало.
…Барон Брагга облачился в полный доспех, словно для боя или турнира. Кольчужная рубаха, поверх неё – тяжёлая стальная кираса, высокий шлем, хауберк, юбка из железных полос, поножи и поручни, броня до кончиков пальцев. Однако гордость не позволила ему опустить забрало, да и обычай бы нарушить он не посмел бы тоже: народ должен видеть лицо своего повелителя. Торжествующий взгляд, брошенный на Клавдия, стал роковым: остро отточенный нож, которым, случалось, проконсул брился в походах, вошёл Брагге прямо под глазное яблоко, и барон опрокинулся, гремя бесполезным железом.
Легаты дружно вскочили, спина к спине и плечо к плечу, мечи выставлены; сжавшись ощетинившимся ежом, они бросились прямо на оторопевших свитских.
Ничтожный шанс выжить сохранится, только если они покончат с магами.
О наплечник Скаррона звякнул стальной дрот – серые тоже опомнились.
Второй убийца оказался поудачливее – остриё задело шею Публия, однако командир Одиннадцатого легиона только дёрнулся.
Клавдий видел перекошенные лица магов, их мечущиеся руки, вскинувшиеся посохи, и знал, что чародеи не успевают. На долю мгновения, но запаздывают, и потому он…
Гай принял гладиусом молодецкий взмах баронского меча, левая рука с кинжалом мелькнула над шитом, тонкое лезвие вонзилось прямо в глазную прорезь глухого шлема; Сципион плечо в плечо сшибся с ещё одним свитским, смертельно рискуя – помогли опыт и быстрота, нобиль пошатнулся, и легат страшным прямым ударом пробил кольчатый хауберк.
Товарищи прикрыли его, Клавдий оказался лицом к лицу с обоими магами. Он знал – ещё половина удара сердца, и воздух за его спиной вспыхнет испепеляющим пламенем; метательный нож остался торчать из-под глаза рухнувшего Брагги, и проконсул левой рукой выхватил длинный кинжал – в легионах эта мода держалась не один век, после отгремевших войн с Дану, мастеров изящного обоеручного фехтования.
Со всех сторон уже валом валили бароны, кто-то выл, орал и вопил. Толпа смяла даже серых, а чародеи безнадёжно опаздывали.
…Гладиус в руке проконсула надвое перерубил посох, волшебник отшатнулся, тратя последнее отпущенное ему мгновение, чтобы завершить заклинание. Легионерский меч вошёл тому в живот, и Клавдий провернул клинок в ране.
В этот миг воздух за спиной проконсула вспыхнул. Именно так, как он и ожидал.
Его швырнуло вперёд, прямо на баронские эстоки и бастарды. Рядом оказался Скаррон, плащ легата пылал за плечами, левая рука окрасилась алым; командир Девятого Железного легиона грудью принял размашистый удар, но доспехи выдержали, а его гладиус взял ещё одну жизнь.
…Второго мага зарубил Гай. Зарубил, но оказавшийся совсем близко серый тоже не промахнулся; легат схватился за горло и рухнул, захлебываясь кровью.
…Обожжённый до полной неузнаваемости Сципион вцепился в убийцу, вгоняя пол-локтя стали тому под рёбра – удача серого кончилась.
…Публий отбивался сразу от троих баронов, отбил раз, другой и третий, а потом, не щадя себя, рванулся в ближний бой, коротким и толстым мечом пробив нагрудную кирасу с гордо распялившим крылья золотистым орлом. Пробил – и сам свалился от удара сзади.
…Проконсулу Клавдию больше не было жарко. Он видел мелькание вражьей стали, парировал выпады и не думал о том, как выжить. Об этом они все достаточно рассуждали прежде. Ещё три шага. Взрыв.
Прямо перед ними мостовая разлетелась, словно в нее ударил чудовищный молот. Площадь окутали клубы дыма и трое легатов, подхватив израненных Гая с Публием, слепо бросились в полыхающий жаром пролом.
…Нет, они не могли поступить иначе. Тоннель проходил слишком далеко от ступеней, и, взорви легионеры крышку, маги вкупе с серыми успели бы прикрыть Браггу.
…Клавдий упал на мягкое, вскочил – вокруг уже поднимались острия пилумов, Девятый Железный легион был готов отомстить за своего командира.
Нет, не зря, не зря он, Клавдий, столько раз сопровождал молодого Императора в его ночных вылазках по мельинским катакомбам! Вот и пригодилось…
Чьи-то руки тащили проконсула в черноту тоннеля, кто-то выкрикивал команды, защёлкали арбалеты, заставляя убраться самых смелых или же самых безрассудных нобилей; дело сделано, осталось вывести легионы прочь из города, предоставив Конгрегации рвать саму себя на части в поисках нового претендента на престол. Атаковать баронов? – нет, в городе когортам всё-таки тесно, куда лучше выманить тяжёлую рыцарскую конницу в поле дать бой, как на Ягодной гряде.
Накатила запоздавшая боль, и проконсул бессильно обмяк на руках подоспевших лекарей.
– Я им этого не приказывал, – медленно проговорил Император, опуская руку со свитком. – Я не приказывал моим лучшим командирам идти на верную смерть!
Серебряные Латы и отряд гномов шли обратно на юг. Вдоль Разлома, как и прежде. Однако теперь белая хмарь в чудовищной трещине бушевала, словно море в яростную бурю, волны кидались на скалистые берега, брызги так и летели в разные стороны – однако под ними ничего не оживало.
Император старался держать голову по-прежнему высоко. Войско должно быть уверено – повелитель точно знает, как следует поступить.
Им оставалось только одно – возвращаться обратно, в Мельин. Без победы и без надежды.