Как правило, любая свистопляска в нашей жизни не имеет явно выраженного начала — она назревает годами, в точности как последствия того, что ты не моешь пол в ванной (липкая грязь, холера, и т. д.).

Но у этой свистопляски начало было. Определенно было, и я отчетливо его помню. Ну, может, лишь самую малость затуманено.

Слава богу, это была моя кровать. Итак, во-первых, я находилась в кровати, а во-вторых — в своей собственной кровати. Очки уже в мою пользу.

Я с трудом разлепила один глаз и попыталась понять, откуда идет этот запах. Меня, похоже, сплющили между стеной и огромной частью тела, опознать которую я не смогла.

Эта самая часть тела была присоединена к остальным частям, и в правильном порядке, но выяснилось это уже после того, как я в ужасе подскочила на постели, припомнив сцену из «Крестного отца».

Все было таким непропорциональным. А может, это просто я до сих пор пьяна? Я потерла слипшиеся от сна глаза. Нет, что-то здесь явно не так. Через меня была переброшена абсолютно неуместная рука. В обхвате она казалась не меньше моей талии, а уж ее-то никак не назовешь осиной…

Некая мысль медленно прокрадывалась в мою голову. Что это за мысль, я, разумеется, смекнула, просто не сразу смирилась с ней. Но, пока похмельная душа взывала: «Воды! Воды!» — разум нашептывал: «Господи… это же Николас… Опять!»

Я скривилась, будто проглотила какую-то гадость, хотя — взглянем правде в глаза — вполне возможно, что так оно и было. Потом медленно сползла с кровати и, чувствуя себя все хуже и хуже, потащилась на кухню в поисках аспирина и диетической колы. Фран, конечно, была тут как тут. Хотя живет Фран совсем в другом месте, в моем жилище она освоилась гораздо лучше меня. Сама она обитает в крошечной студии в три квадратных фута, где стоит такой дубняк, что Фран вечно норовит сбежать ко мне.

— Доброе утро, — пропела Фран, свежая и сияющая. Издевается, что ли?

Сквозь завесу тумана — похоже, алкоголем я налилась по самые глаза, — выглядела она действительно хорошо. Я никак не могла сфокусировать взгляд на ее кудряшках, но все же углядела, что Фран натянула одну из моих маек, — она даже не полностью закрывала бедра, которые почему-то двоились. Что за черт.

Я собрала все силы и пискнула:

— Привет!

— Перепой?

— Не-а, все в норме. Мне просто приспичило залиться теплой колой.

— Ну-ну.

Пауза. Потом Фран спросила:

— Я так понимаю, тебе два стакана?

— А-а-а-а!.. — Я припала лбом к кухонному шкафу.

— Мел? Мел-Мел-Мел!

— У-у-у?

— Николас!..

— О-хо-хо…

— Второй раз!

— А-а-а!

Фран отпрянула.

— Знаю, знаю, знаю, — простонала я. — О господи. Вот дерьмо. Вот дерьмо! Возьму и смотаюсь отсюда, прямо сейчас.

— В полотенце?

— Да, верно — все шмотки в спальне, а я туда ни ногой! Может, поджечь все на фиг?

— Немного рискованно. Вряд ли от Николаса будет толк при тушении пожара.

— Ну и ладно! Зато умрет!

Фран налила нам по чашке чая и устремила на меня горестный взгляд.

— Ладно, не переживай. Подумай о светлой стороне.

— У меня в кровати валяется огромный бухгалтер, от которого разит как от хорька и с которым я просыпаюсь уже во второй раз, что сводит на нет любые оправдания, — и ты говоришь мне о светлой стороне?

— Гм… Значит… Если прольешь чай на полотенце — не страшно, ведь на то оно и полотенце, верно? Так о чем я? Значит, ты не из тех девушек, которые любят развлечения на одну ночь.

— Господи, что же делать? Линда здесь?

Толстушка Линда была моей соседкой по квартире. Виделись мы примерно раз в две недели. Возможно, Линда от меня пряталась.

— Болталась тут минут двадцать назад. Выжатая как лимон. Похоже, мы ночью слишком расшумелись. Николас вроде прикидывался, будто умеет играть на трубе?

Я поморщилась:

— Не на трубе.

Фран вспомнила — и тоже поморщилась.

— Проклятая Аманда, — процедила она.

Я энергично кивнула. Если случалось что-то действительно плохое, то в этом обязательно оказывалась замешана Аманда.

Фран, Аманда и я учились вместе в школе в Уокинге, одном из бесчисленных мрачных лондонских предместий, которые не назовешь ни городом, ни деревней. В таких местах люди слоняются вокруг автобусных остановок и гадают, а вдруг они что-то пропустили в этой жизни. Фран я повстречала, когда она, в возрасте четырех лет, с крикетной битой в руках гоняла вокруг дома моего старшего братца.

Аманда жила по соседству. И мы вместе ходили в школу. У Аманды было все: от новейших причиндалов для Барби до сластей из углового магазинчика, которыми одаривал ее хозяин лавки — тип с весьма сомнительными наклонностями. Розовенькая голубоглазая Аманда с белокурыми кудряшками, это воплощение вселенского зла, стравливала меня и Фран с изощренностью, достойной семейства Медичи.

В детстве у нас у всех имелось заветное желание — прославиться. Двадцать лет спустя мы все еще старались это желание осуществить. Фран избрала способ, проверенный временем: отправилась в драматическую школу и год за годом болталась без дела — главным образом у меня дома. Я решила добиться своего, выйдя замуж за кого-нибудь очень красивого и знаменитого. Я не пропускала ни одного номера журнала «Хелло», отслеживая, кто из знаменитостей разводится. Но Аманда обставила нас обеих: еще когда мы учились в школе, ее папаша изобрел новый способ вскрывать молочные пакеты или что — то в этом роде, и однажды утром Аманда проснулась тошнотворно богатенькой.

Сначала мы ничего особенного не заметили, просто весь последний год в школе Аманда вздыхала и жаловалась, до чего же ей дома скучно, но ведь мы были подростками, которым родной дом успел опостылеть. Но как-то раз мы с Фран увидели новый дом папаши — с бассейном и баром — и смекнули, что тут все всерьез. Папаша к тому времени уже бросил мать Аманды и увлеченно бегал за какой-то вертихвосткой, нашей ровесницей. Его мало интересовало, чем мы занимаемся, и мы закатывали вечеринки, шлялись по магазинам и напивались в новенькой джакузи с золотыми кранами — это был фантастический год.