застыло в вечной ненависти. Вокруг него на нарах лежат члены его экипажа.

У узкого окна под потолком стоит Гладков. Всегда сосредоточенный, он смотрит в окно сквозь волны свистящего под ветром снега на самолет Чижикова, на котором техники меняют мотор. «Успеют или не успеют они поставить новый мотор к завтрашнему дню?» — думает Гладков.

Завтра должно начаться наступление наших войск на Среднем Дону. Боевая задача летному составу на первый день наступления поставлена, боевой порядок определен, каждый экипаж и самолет подготовлены. Надо только точно нанести бомбовый удар по заданным целям. Но Гладков знает, что успешное выполнение боевой задачи будет зависеть не только от него и подготовки экипажей, иначе не было бы возвращений, невыполнения боевых задач и тяжелых потерь бомбардировщиков и экипажей от огня зенитной артиллерии и истребителей.

Рядом с Гладковым, прислонившись к стене, сидит летчик Муратов. Обычно энергичный, беспокойный и активный, сейчас он глубоко задумался.

— О чем задумался, Муратов? — спросил Гладков.

— Думаю, что каждый наш успешный боевой вылет состоит из неожиданностей, странных загадок и затаенных действий.

— Точно! — поддержал Муратова Рудь. — Летишь на задание, обещанных истребителей нет. Цель находится не там, где указывалось, зенитки, которых не ждали, лупят по самолетам вовсю. Вот тут и начинаются загадки и неожиданности.

— Не преувеличивай, Рудь. Это не всегда так, — возразил Гладков.

— Меня восхищяют летчики и командиры, которым кажется, что перед боевым вылетом они знают все, что будут делать, а я перед каждым вылетом на боевое задание мучаюсь в догадках, — заметил Муратов.

— Мучаться бесполезно. На войне много зависит от везения. Его-то нам и надо добиваться всеми способами! — воскликнул Рудь.

— Не везение, а хорошая подготовка к боевому полету и тактика. Надо весь полет держать уши топориком, искать противника и бить немцев, а не бояться их, — возразил Гладков.

— Да, драться с фашистами надо с беззаветной храбростью, а у нас летчиков иногда обвиняют в якобы ненужной лихости, а лихость — это крик русской души, — поддержал Гладкова Рудя.

— Я не уважаю только героизм, который как маску надевают перед вылетом на врага, — сказал Рябов.

— А что поделаешь? — обратился к Рябову Черкасов. — Все мы немного боимся, но волей подавляем страх и свое собственное маленькое малодушие, делаем наше дело да еще пример показываем.

16 декабря, в день начала наступления наших войск на Среднем Дону, с утра стоял туман, а потом низкая облачность. Поэтому полк в авиационной подготовке прорыва не участвовал.

Весь летный состав, настроенный на боевые действия, рвался в бой, чтобы помочь своим наступающим войскам, однако, вынужденные из-за погоды бездействовать, с тоской и ненавистью все смотрели на туманную мглу.

— В полной готовности и в полной бездеятельности, — повторял Гладков.

Особенно мучился бездеятельностью летчик Рудь. В эти туманные дни, когда на стоянке трудно было различить даже соседний самолет, гул летящего над аэродромом выше тумана самолета захватывал душу Рудя желанием лететь, бомбить, невыразимой тоской по воздуху, полету, действию.

В полдень из дивизии была получена метеоинформация о том, что южнее Дона шесть-семь баллов облачности высотой пятьсот метров.

Я предложил командиру полка спросить разрешение у дивизии на нанесение в этих условиях бомбардировочного удара по самолетам противника на аэродроме Тацинская, чтобы не пропадал боевой настрой летного состава.

Саломаха позвонил командиру дивизии. Тот долго не отвечал. Наконец, через два часа разрешение было получено.

Командир дивизии приказал боевой порядок полка из двух эскадрилий возглавить мне и, лично инструктируя меня по телефону, строго-настрого потребовал возвращаться на аэродром в случае, если облачность будет ниже двухсот метров.

Подготовка летного состава не заняла много времени, так как по этому аэродрому противника мы действовали уже не первый раз. Через полчаса полк взлетел, и мы взяли курс на Тацинскую. Чем ближе мы подлетали к Дону, тем ниже прижимали нас облака к земле.

Перед пролетом устья Хопра я подумывал уже о том, чтобы возвращаться, но за Доном нижний край облаков поднялся до трехсот метров, облачность разорвалась, и я уверенно повел полк на цель. Дальше по маршруту облачность становилась все реже. Но бомбить с высоты триста метров из-под облаков было нельзя из-за опасности подорваться на собственных бомбах. Поэтому я увел боевой порядок полка за редкие облака. Удача сопутствовала нам. В большом разрыве облаков перед нами открылся аэродром Тацинская, на котором находилось много самолетов.

— Прицеливаюсь по стоянке Ю-88-х, — доложил Желонкин.

— Давай, Федя! — ответил я ему.

— Командир, с аэродрома взлетают «мессера»! — сообщил Наговицин.

— Оповести всех и внимательнее следи за воздухом, — приказал я стрелку-радисту.

— Бомбы сброшены, контрольный снимок сделал, три бомбардировщика горят. Разворот, курс 30 градусов, — передал Желонкин.

Дешифрование контрольного фотоснимка показало, что этим ударом мы уничтожили пять самолетов Ю-88 и один Ме-1091.

Пролетев реку Чир, снизились под облака на высоту триста метров.

— Четверка «мессеров» сзади полтора километра, — доложил Наговицин.

— Командир, отказал левый мотор, — сообщил по радио командир звена Черкасов.

— Самолет Черкасова отстает. Его атакуют «мессера»! — кричит стрелок-радист.

Стрелок-радист экипажа Черкасова Хиздрохулов, отражая атаку истребителей, сбил Ме-109, после чего «мессера» не подходили близко к отставшему самолету, а обстреливали его со средних дистанций и резко выходили из атак.

Уменьшаю скорость, чтобы самолет с отказавшим мотором не быстро отставал, и приказываю по радио всем поддержать огнем экипаж Черкасова. В следующее мгновение на встречных курсах ниже нас проносится пара наших истребителей Як-1. Они отсекают атакующие истребители противника, которые гнались за нами от Тацинской, и мы благополучно вместе с самолетом Черкасова возвращаемся на свой аэродром.

В первый день наступления, 16 декабря, наши войска силами 6-й и 1-й гвардейской армий не смогли прорвать оборону противника на Среднем Дону, подвергаясь сильным ударам авиации противника, действовавшей с аэродромов Миллерово и Тацинская[106]. Для того чтобы уменьшить противодействие авиации противника нашим наступающим войскам, с утра 17 декабря полку была поставлена задача без прикрытия истребителей нанести два удара с целью уничтожения фашистских самолетов на аэродроме Миллерово.

Взлет начали сразу после рассвета. У летчика Озерова из второй эскадрильи на взлете один мотор не развил полных оборотов, и его самолет на разбеге выкатился за границы аэродрома и потерпел аварию, у него сломалась передняя стойка шасси.

К цели подошли внезапно для противника, застав на аэродроме шестьдесят бомбардировщиков, скученных на северной стоянке. Интенсивный зенитный огонь пяти батарей немцы открыли с опозданием. Бомбы по самолетам были уже сброшены. В результате удара было уничтожено пять бомбардировщиков Ю-88 и шесть повреждено[107].

Вскоре после посадки из дивизии приказали нанести повторный удар по аэродрому Миллерово.